Я поднялся на ноги, чувствуя, что мы больше никуда не падаем. Бросил взгляд на панель управления. Ровно горели огоньки. Все стрелки стояли на нулях. Я обернулся и по очереди оглядел Ренфру и Блейка, который с мрачным видом вставал с пола.

— Пусти, я займу свое место пилота, — обратился ко мне Ренфру тоном, в котором угадывалось желание убедить меня. — Хочу рассчитать курс нашего возвращения на Землю.

Я долго, целую минуту, вглядывался в него. Потом вышел из-за панели управления. Проведя регулировку и включив ускорение, Ренфру поднял голову:

— Мы достигнем Земли примерно через восемь часов, вернувшись спустя полтора года после старта. Того самого, который состоялся пятьсот лет назад…

Я чувствовал что-то вроде шевеления в своей черепушке и только через несколько секунд сообразил, что это, наверное, вовсю разбушевались мои мысли, внезапно осознавшие удивительную правду.

“Звезда-одиночка, — подумал я, испытывая головокружение… — Изгоняя нас из своего поля толерантности, она просто вышвырнула нас во временной период, находящийся за его пределами. Ренфру сказал… сказал, что холостяк действовал, вызывая скачки в четыреста девяносто восемь лет семь месяцев…

Ну а что же делать со звездолетом? Не изменит ли ход истории вторжение аделедикнической техники двадцать седьмого века в век двадцать второй, который о ней не имел ни малейшего представления?” Я пролепетал это Ренфру.

Он покачал головой:

— А разве мы с вами разбираемся в этой науке? Решимся ли мы тронуть ту безмерную мощь, которой обладают эти двигатели? Конечно же, нет. А что касается звездолета, то мы оставим его себе для наших личных нужд.

— Но…

Он прервал меня:

— Послушай, Билл. Сейчас ситуация выглядит следующим образом. Не думай, что я не заметил, как ты ушел в обвал, словно тонна плохо сложенных кирпичей, от поцелуя той девушки. Так вот: через пятьдесят лет она будет сидеть рядом с тобой, когда Земля услышит твой голос, извещающий, что ты впервые вышел из состояния сна во время первого полета человека к системе Центавра!

И все произошло в точности так, как он сказал.

На планете Джейна имелся лишь один, хотя и довольно обширный — порядка четырех тысяч квадратных километров, — континент, а также несколько небольших островков, разбросанных в океане.

С незапамятных времен населявшие ее десятки племен джейнийцев истребляли друг друга в бесчисленных военных конфликтах, прерывавшихся периодами относительного, всегда полного треволнений и беспокойства, затишья.

Именно в такую, далеко не безоблачную, обстановку на Джейну прибыли двое землян — Дэв и его супруга Милисса. Свою штаб-квартиру они разместили в просторном, сверкавшем белизной доме, выстроенном близ реки. Их цивилизационная миссия состояла в том, чтобы добиться самоорганизации воинственных аборигенов сначала в самостоятельные города, которые затем образовали бы единое государство. Возглавить его должен был лидер самого крупного из племен, получавший власть по наследству. Одновременно первопроходцам поручалось создать на месте научную цивилизацию, опирающуюся на модель, никогда ранее не существовавшую при схожем естественном развитии на других обитаемых планетах.

Подобное ускорение социального прогресса стало возможным благодаря использованию Символов. Они были освоены человеком и стали для него привычными в течение столетий первой фазы его становления, затем после сложной переработки они превратились в мощные физические силы мгновенного и эффективного воздействия на общество.

Обычно Символ действовал посредством мотивации. На какой-то короткий промежуток времени миллионы воль и стремлений начинали совпадать в поддержке той или иной простой идеи. В период максимальной интенсивности ее сторонниками оказывалось такое огромное число субъектов, что любая попытка как-то ей воспротивиться превращалась в смертельную угрозу для осмелившихся на этот безрассудный шаг.

Проведенное исследование химической природы этой концентрации воль в пользу одной из идей выявило два общих знаменателя. Для каждого Символа человеческий организм вырабатывал определенную, слегка отличавшуюся по своему составу субстанцию. Разница между ними выражалась при помощи специальных кодов и неодинаковых энергетических зарядов.

Последние и выступали в качестве второго фактора общности: когда их воспроизводили искусственно, а затем усиливали, они проявлялись как устойчивые силовые поля. При этом на лиц, искренне веривших в Символ, эти сгустки энергии оказывали лишь слабое воздействие. Наоборот, оно постепенно возрастало в отношении тех, кто, имея с ними дело, внутренне противился идее их существования. В тех же случаях, когда встречался субъект, настроенный в этом смысле абсолютно скептически, поле становилось настолько интенсивным, что обретало вихревой характер. А это уже была опасная для жизни стадия.

На Джейне уже начал функционировать весьма своеобразный парламент, состоявший из избиравшихся в него депутатов. Случалось, что этот орган достойно проявлял свои замечательные качества, но, как правило, могущество знати — нобилей — сводило все его потуги на нет.

Система выборов отличалась необыкновенной простотой. Электорат подразделялся на группы по сто человек каждая. От них направлялось по одному представителю в так называемые Избирательные Советы. В общей сложности в них попадало около сотни делегатов, которые в свою очередь определяли состав Избирательных Комитетов. На их-то плечи и ложилась конечная обязанность выделить из своей среды депутатов в Высший Совет.