Роман задумчиво смотрел в пространство глазами цвета морской волны.

— Мне известны и более удивительные способы запудрить мозги, которые используют демоны. Он мог бы предложить сыграть в боулинг.

— Только не это.

Роман обратил взгляд на меня, на лице — выражение крайней печали.

— Джорджина, как ты можешь отрицать очевидное? Почему ты отказываешь верить в то, что Ад затеял какую-то большую игру? После всего, что видела и в чем участвовала?

Наконец я не выдержала и взорвалась. Сколько можно намекать на мою беспечность и неспособность понять, что происходит!

— Я знаю! Знаю, что они способны на многое. Знаю, что они могут использовать методы простые и бесхитростные, вроде джина и боулинга, чтобы достигать своих целей. Я этого не отрицаю, Роман. Вот чего я действительно не могу постичь: зачем? Объясни мне, и я соглашусь на любую безумную схему, которую ты предложишь. Но сперва мне нужно знать, зачем.

Роман подошел и встал напротив, положил руки мне на плечи и наклонился ко мне.

— Именно это я и хочу узнать. И когда мы во всем разберемся, я буду считать, что раскрыл самый большой тайный заговор Ада за многие столетия.

За столетия? Я решила, что это явное преувеличение.

Но больше спорить с Романом не собиралась, нет; слишком много страсти пылало в его взгляде. Я хорошо знала титана: в самой мягкой форме это настроение могло вылиться в какой-нибудь рискованный эксперимент, а в самой крайней — в замах на убийство бессмертного.

Все школы закрылись на зимние каникулы, и теперь Санта работал в торговом центре не только по вечерам. Я записалась на дневную смену в понедельник и наконец, оставив Романа, пошла спать, чтобы утром встать пораньше. На мое пожелание спокойной ночи он ответил кивком головы, погруженный в глубокие раздумья. Роман изрядно допек меня, но я знала, что он сейчас ищет ответ на заданный мною вопрос: почему Аду так нужно удалить меня из Сиэтла, что он пустился на разыгрывание сценария моей мечты?

Ответа у меня не было ни вечером, ни на следующее утро. Я приехала в торговый центр рано, сверкая платьем из фольги, и сразу наткнулась на толпу родителей с детьми, которые ожидали, когда мы откроем лавочку. Уолтер-Санта пил крепкий кофе. Я была рада отметить это обстоятельство. Конечно, главной причиной, скорее всего, была борьба с похмельем, и я не сомневалась, что к полудню начнутся требования чего-нибудь покрепче.

— Санте хотелось бы, чтобы его беседка находилась не под стеклянной крышей торгового центра, — заметил он, чем усугубил мои подозрения насчет похмелья. Санта уселся на стул, к удовольствию собравшихся ребятишек, и кисло сощурился от солнечного света, лившегося вниз сквозь решетчатую крышу беседки. Он обернулся ко мне и Гремпи. — Я даже не рассчитываю, что мы достанем где-нибудь кусок брезента.

Мы с Гремпи посмотрели друг на друга.

— Не думаю, что в этом торговом центре продается брезент, Уолтер-Санта, — сказала я, — но, может быть, в перерыве я добуду для тебя несколько кусков в гончарной мастерской.

— Да-да, — промямлила Гремпи, стараясь не таращить глаза от удивления. — Уверена, мы подыщем что-нибудь подходящее.

Санта торжественно кивнул.

— Санта рад, что у него такие ответственные эльфы.

Мы открыли ворота. Сегодня я работала рядом с Сантой, иными словами, на передовой, сталкиваясь с самыми нелепыми просьбами. Мне также пришлось уводить визжащих детей, вопреки протестам родителей и мольбам «просто подержать его там», пока они сделают снимок. В голове засела мысль: вместо того, чтобы заниматься этой ерундой, я могла бы сейчас быть в Лас-Вегасе, репетировать с Маттиасом и между делом обмениваться шутками с Фоэбой.

Нельзя сказать, чтобы я относилась к работе с полным пренебрежением. Я любила Рождество и детей тоже любила. Я бы не пошла на эту работу, если бы одно или другое утверждение не было правдой. Но, наблюдая за семьями, особенно за девочками и их мамами, я никак не могла избавиться от беспокойства за Мортенсенов. Если я стану думать о них слишком много, то просто разорвусь на части. Так что… Иногда без цинизма не обойтись. Он не дает мне совсем пасть духом.

Смена закончилась после полудня, и я обнаружила, что отправляюсь домой не одна. Гремпи повесила табличку: «У Санты перерыв десять минут», чем вызвала недовольство стоящих в очереди, и Уолтер пошел со мной в офисные помещения торгового центра. Трудно было удержаться от улыбки, видя реакцию детей, которые пришли с родителями за покупками и не подходили пообщаться с Сантой. Они замирали на месте, разевали рты и тыкали в его сторону пальцами.

— Ты сегодня отлично держишься, — сказала я Уолтеру.

— Санте легче, когда он знает, что может пойти выпить в обеденное время, — ответил он мне.

Я нахмурилась.

— Ты идешь домой? Ох, конечно, да. Ты ведь здесь столько же времени, что и я. — Эльфы всегда менялись в течение смены, но Санта оставался на посту постоянно. Теперь время работы увеличилось, и Санта не мог стоять на часах весь день. — У тебя есть замена?

Уолтер приложил палец к губам и подмигнул мне, отказываясь говорить что-нибудь, пока мы на людях. Когда мы скрылись из виду в административной части, я получила ответ: мы нашли другого Санту; он сидел на стуле и листал каталог «Секреты Виктории». При нашем появлении он отложил журнал.

— Пора?

Уолтер кивнул и обернулся ко мне.

— Виксен, мы похожи?

— Конечно, — сказала я. — Вы оба мужчины в красных костюмах и с бородами.

— Приглядись лучше, — ворчливо сказал Уолтер. Второй Санта поднялся со стула, и они оба встали рядом. — Имеют значение детали. Какая-нибудь мелочь, и ребенок из очереди заметит подмену, когда мое место займет Боб.

Длина бороды, очки, как сидит костюм… все важно. Одна ничтожная деталь — и дети поймут, что их дурачат, что нас тут двое.