— Это не обсуждается, Джиллиан. — Он попытался набросить ей на плечи халат. — Надень, холодно.

— Не прикасайся ко мне! — Она сама вырвала у него халат и прикрыла наготу. — Но почему ты не хочешь обсудить со мной этот вопрос? — Она завязала тесемки. — Неужели у меня нет права голоса?

Он тоже надел халат.

— У тебя нет права голоса. Ты моя жена и должна выполнять мою волю. Такова твоя обязанность.

— А в чем же, позволь узнать, состоит обязанность мужа?

— Кормить и защищать жену и детей.

— Чтоб ты провалился, Дункан! Как же ты будешь меня защищать, находясь за тысячи миль?

— Ты остаешься под опекой моей бабушки. Да и о каком плавании может идти речь, когда ты беременна?

— Можно подождать, пока родится ребенок.

— Нет. Ты никуда не едешь. — Он покачал головой. — Это не обсуждается.

Она сунула свечу в подсвечник и всплеснула руками:

— Какая нелепица! Идиотский разговор!

— Разговаривать тут не о чем. Это решение было принято мной еще до приезда в Англию. Слышишь? Еще раз говорю: я и не собирался брать тебя с собой в Мэриленд.

Джиллиан была слишком сердита, чтобы плакать.

— Не могу поверить! — прошептала она. — Мне казалось, что ты меня… Я думала, что рано или поздно… — Она смахнула слезу с ресниц. — Я думала, что рано или поздно ты меня полюбишь.

Лицо его было непроницаемо.

— Я тебе никогда этого не обещал, Джиллиан. Никогда.

Она отвернулась, борясь с рыданиями.

— Значит, я для тебя просто породистая кобыла?

— Неправда. Я хорошо к тебе отношусь. Вот почему я оставляю тебя в комфорте и безопасности. Через два-три года я снова приеду. А ты будешь растить нашего ребенка.

Джиллиан не преминула воспользоваться малейшей зацепкой:

— Кстати о ребенке! Разве ты не хочешь видеть, как он или она вырастет?

— Какой из меня отец? Думаю, потеря для ребенка будет небольшая. Отец из меня получится такой же скверный, как и муж.

Итак, он хотел скрыться бегством от нее и от ее любви. Между ними будет океан.

Дункан открыл дверь.

— Дункан… — потерянно прошептала Джиллиан.

Она не знала, как остановить его, что сказать.

— Ты меня покидаешь…

Он замер:

— Я просил тебя не произносить этого слова.

— Но это правда. Ты меня бросаешь. Ты боишься, что тебя предадут, и поэтому сам совершаешь предательство. Ты бросаешь меня, Уилла, свою бабушку… И делаешь это первый, пока мы сами тебя не бросили.

— Не говори так! — загрохотал он. — Ты ничего не понимаешь! Ты не знаешь, что она сделала.

Джиллиан шагнула к нему. Она видела, что Дункан на грани гневного припадка, но отступать не собиралась. Ей надоело ходить вокруг да около, надоело проявлять деликатность.

— Да, я не знаю. Так расскажи мне. Ведь все дело в твоей матери, правда?

Он весь трясся от нервного возбуждения. Глаза невидяще смотрели в пространство.

— Когда появились могавки, — начал он странным, безжизненным голосом, от которого у нее по спине пробежали мурашки, — мы с сестрой играли в прятки. Потом я потерял ее из виду. Должно быть, она убежала во двор, а это было нечестно.

Джиллиан хотела подойти к мужу, положить ему руку на плечо, но боялась, что он замолчит. Ей очень хотелось узнать всю правду. Ведь тогда она сможет ему помочь.

Дункан пожал плечами и тем же ровным голосом продолжил:

— Я долго искал ее и не мог найти. Потом раздались выстрелы. Крики индейцев, женский визг. Из дома выбежал отец со шпагой в руке. На крыльце его остановили. — Дункан ткнул пальцем себе в лоб. — Удар дубиной.

Он замер, словно увидев перед собой погибшего отца. Потом с запинкой продолжил:

— Я спрятался на кухне под столом. Я струсил.

— Ты был всего лишь маленьким мальчиком, — прошептала Джиллиан.

— Я долго слушал крики и стрельбу. В свинарнике визжали свиньи — индейцы их перебили. Просто так, для потехи. — Он зябко обхватил себя руками. — Когда стало тихо, я вышел из дома через черный ход и убежал в поля. Там я увидел сестренку… Ее изнасиловали, сняли скальп. — Губы Дункана дрожали. — И еще зачем-то отрезали у нее лицо.