Фоменко крепко сжал ее руки.

— Ты боялась… Что меня не окажется среди тех, кто вернется?

Аннушка помотала головой:

— Если бы с тобой что-то случилось, я бы уже знала. Я боялась другого. Когда ты пришел ко мне ночью, перед отъездом, я еще не понимала, кто тебе нужен — я или просто… Просто любая — как любому мужику. Я боялась, что буду нужна тебе только на ночь, другую…

— Мне не нужна любая.

— Теперь я знаю. А когда ждала… Мешала в кастрюле воду и загадала: если явишься, как в первый раз, только ночью, значит, придешь, как пришел бы к любой. А если прилетишь сразу — потный, пыльный, но сразу ко мне, значит…

— Но я же прилетел! — капитан взмахнул руками, как большая птица.

Аннушка еще теснее прижалась к нему.

— Как хорошо, когда ты рядом.

— Жаль, что ненадолго.

— Почему?

— Завтра снова на войну. В Панджшер. Дней на десять… — начал было Фоменко, но, заметив, как влажно заблестели ее глаза, спохватился и бодро добавил: — Зато вернемся — месяц будем гулять!

Слезы уже катились по ее посеревшим щекам.

— Если с тобой что-нибудь случится…

— Ну что может со мной случиться? Разве я дам хоть одной глупой пуле продырявить себя? — Капитан наклонил голову. — Посмотри на мои седые волосы. Я же старый и мудрый. Ну? Посмотри!

Аннушка коснулась его головы рукой.

— Ты сейчас никуда не уйдешь?

— Полчаса у нас есть.

— Всего?

— И целая ночь впереди…

Стайка афганских мальчишек играла в футбол прямо на пыльной, ухабистой дороге — рядом с проволочными заграждениями советского полка, проходившими вдоль бетонной стены, из-за которой выглядывала вышка с часовым.

Часовой с автоматом в руках — совсем молодой солдат в бронежилете и каске — во все глаза наблюдал, как пацаны, громко и возбужденно крича, перебрасывали ногами старый, латаный-перелатаный мяч. На губах часового играла ностальгическая улыбка…

Один из ребят слишком сильно ударил по мячу, и он полетел за проволоку — прямо к бетонному забору.

Стайка пацанов тут же метнулась к проволоке.

Часовой насторожился.

Двое мальчишек быстро отогнули ряды «колючки» палками в разные стороны, а третий полез в образовавшуюся щель.

Лицо солдата испуганно вытянулось. Он подался всем корпусом вперед, едва не свесившись через бортик вышки.

— Куда ты лезешь?! Буру, бачча, буру!

Но афганский мальчишка словно не слышал его. Оказавшись за ограждением, он бросился к мячу.

Взрыв противопехотной мины подбросил мальчишку в воздух.

Упав на землю, он пронзительно закричал.

Из его разорванной штанины торчал кровавый обрубок…

Прапорщик Венславович проснулся, когда в дверь колотили уже ногами.

Откинув одеяло, начальник продовольственного склада сел на кровати и помотал головой. В третьем часу ночи ушел от Эллочки. А сколько выпили, сколько выпили…

— Щас открою, — буркнул он, натягивая брюки.

— Шевелись, кусяра! — раздался за дверью разъяренный голос, узнав который, Венславович, так и не успев застегнуть ширинку, метнулся к двери.

Подполковник Поташов шагнул через порог прямо на начальника склада и, если бы Венславович не шарахнулся в сторону, сбил бы прапорщика с ног.

— Десятый час, а ты вылеживаешь?!

Прапорщик торопливо застегивал брюки.

— Так я продукты в столовые еще вчера выдал.

— При чем тут столовые? — гремел гневный голос Поташова. — Шевелись, дело срочное!

— Комиссия, что ли, нагрянула? Так мы им мигом стол сообразим…

— Какая комиссия? — Поташов застонал. — Пацаненок афганский на нашей мине подорвался, у автопарка. Ногу оторвало… Но вроде живой.

— А я… Я тут при чем? — Венславович глупо уставился на Поташова.

— Откупаться от родни надо. У тебя муки много?

— Есть.

— Дашь мешок… Нет, лучше два. Пшеничной. А сахар?

— Тоже есть.

— Килограммов тридцать надо.

— А у них ж…а не склеится? — осмелел от жадности Венславович. — И чего мы вообще должны откупаться? Зачем?

Поташов со злостью плюнул на пол.

— Там, у нашего забора, где подорвался этот сучонок, табличка должна была стоять — «Заминировано».

— А ее что, не было?

Поташов вздохнул.

— В том-то и дело… Раньше стояла. А потом пропала. Может, афганец какой спер на растопку…

Подполковник раздраженно махнул рукой.

— Давно уже надо было другую поставить. Все руки не доходили…

Венславович поморщился.

— Да… Раз таблички не было — плохо дело. Если родители пацаненка поднимут шум…