– Почти. – Когда ты на Дракко, а собеседник на Соне, говорить одно удовольствие, особенно если иных удовольствий нет и не предвидится. – От Олларии надо держаться подальше, это ясно, а вот куда идти… Выбор есть, пусть и небольшой: городков по Кольцу достаточно, и ближайшие – на юге.

– Барсина, слава Создателю, избавлена от своего «гарнизона». – Левий слегка придержал кобылу, а затем решительно повернул в поля, увы, не засеянные. – В соседних местечках подобной публики тоже нет, а за Кольцом – кэналлийцы и люди Дорака. На них можно положиться, если только… нас не посчитают разносчиками «чумы».

– Сейчас все равно деваться некуда; доберемся до Кольца, попытаемся разобраться. С вашего разрешения я в арьергард…

– Нет, – твердо произнес Левий. – Ваше место в центре колонны, так же, как и мое. Нас должны видеть.

– Хорошо, – сдался Эпинэ. – Отправлю кого-нибудь к Карвалю. Он наверняка…

– Нет.

– Ваше высокопреосвященство!

– Арьергард ведет Гедлер, генерала Карваля там нет. Он и большая часть его отряда были отрезаны пожарами. Если они вырвались, то другой дорогой. Сержант Дювье с южанами идут в охранении уже за арьергардом. Когда Карваль появится, он первым делом наткнется на них.

– Но…

– Вечером Дювье доложит в подробностях. Он считает, что Карваль прорвался к Старым Аббатствам. Там нечего грабить и почти нечему гореть.

Огонь прекратил драку, а город Никола знает. Через Старые Аббатства к Ржавым воротам и оттуда – на Придду. Особой разницы между Приддой и тем же Дораком вроде бы нет, не все ли равно, куда уходить, но Никола и север, Никола и брошенный «Монсеньор»?! Значит, обойдет город по дуге и выскочит на южный тракт у того же Фрамбуа…

– Успокойтесь, – по-своему понял молчание Робера Левий. – Считай я генерала Карваля погибшим, его просьба была бы уже исполнена, но я делать этого пока не собираюсь. Мы, кажется, говорили о провианте и о том, что наживаться на чужой беде грех. Мой вам совет – давать за продовольствие позавчерашнюю цену, и ни суаном больше. Вы накормите голодных и убережете алчные души от греха.

– Они не станут продавать, – отмахнулся Робер. Никола не может пропасть, не может! На Колодезной пожар был не сильнее, чем тот, из которого вырвались они, сильнее просто не бывает.

– Очнитесь! – потребовал кардинал. – У тех, кто не станет продавать, будете забирать. В вашу Двадцатилетнюю ваш предок в подобных случаях приравнивал скаредность к мародерству и был прав как в глазах малых сих, так и в глазах Создателя. Закон защищает слабых, вы – закон, а слабые идут в вашем караване и хотят жить, есть, пить и спокойно спать. Жизнь вы им дали, извольте дать и все остальное.

Цилла училась ходить, и учил ее Арнольд. В парадном мундире, умильно выпятив губы, очень серьезный, он вел годовалую кроху по яично-желтой от одуванчиков поляне, и Луиза в этот миг его не ненавидела. Муж дал ей имя, дом, детей, она вырвалась от матери с ее рюшечками, пощечинами и обысками. У них всяко не хуже, чем у людей, а сегодня еще и погода хороша как никогда. Госпожа Арамона подставила лицо разгулявшейся весне и улыбнулась. Цилла – пятая, но кто сказал, что последняя?

– Ха! – громыхнул Арнольд и обнял жену за плечи. – Ну и тоща же ты, мать моя! Ты что, сама не ешь, косы кормишь? А ну-ка расплети!

– Здесь? – засмеялась Луиза. – Ну ты и скажешь…

– Здесь, здесь… Ах ты, манюсенька моя! – Муж присел на корточки, сразу сделавшись похожим на добрую жабу. Какая яркая трава, и она светится, будто внизу восходит зеленое солнце.

– Ах ты, маню-маню-манюсенька, – манил старательно вышагивающую дочку Арнольд, вытащив курочку на палочке, тоже пронзительно-зеленую, – смотри, что есть у папеньки! Куку-я-пайки есть у папеньки…

Круглолицая девчушка смешно пискнула, попробовала побежать, запнулась и провалилась в изумрудную топь. Луиза бросилась к дочери, но ее отшвырнули. Муж… нет, Проэмперадор в белых с отворотами сапогах заступил дорогу. На обтянутом мундиром плече выгибал спину черно-белый Маршал, и перевязь тоже была черно-белой.

– Сударыня, – резко спросил Савиньяк, – что вы видите? Я должен знать!

– Цилла! Там Цилла… Моя дочь!

– Где?

– Пустите! – Маршал торчал на пути, будто какое-то подлое дерево, и Луиза, обходя препону, бросилась в сторону. – Цилла!!!

Ни поляны, ни трясины – серая, выстывшая церковь и одинокая прямая фигура на господской скамье. Мирабелла Окделл и… спящая Цилла у нее на руках.

– Ты украла мою дочь, мещанка, я забираю твою!

– Не смей!!! Моль надорская!

– Мама… Мамочка… Что с тобой?! Проснись! Мама!

Огонек свечи, чужой потолок… Сэль с ночными косицами, настороженный Маршал прижимает уши на комоде. Святая Октавия, это всё сон…

– Мама, что с тобой? Хочешь пить?

– Я орала? – спросила Луиза. – Прости, пожалуйста.