– Призраки молчаливы.

– Но пальцы-то у них есть, а Валтазар – о Валтазаре из Нохи вы, надеюсь, осведомлены – знает грамоту. Если ему подсунуть карточки с буквами, он все выложит; мы, когда подстраивали побег соберано, так и договаривались… Так вот, Валтазар третьего дня нанес мне визит и с тех пор навещает меня каждую полночь. Я могу ошибаться, но, похоже, началось.

– Что?

– То, из-за чего соберано вас здесь поставил. Сожгли Ноху, но Эпинэ этого не допустил бы, если бы мог. Даже устрой Левий какую-нибудь пакость, что ему сейчас невыгодно, гарнизон не стал бы поджигать город, а вот в Октавианскую ночь жгли за милую душу…

– Октавианские погромы остановили. – Эчеверрия и прежде напоминал коршуна, сейчас милая птичка расправила крылья, и Валме захотелось втянуть голову в плечи. Так, на всякий случай.

– Эпинэ и Карваль – не Алва с Савиньяком, да и в гарнизоне не без дряни, только вряд ли дело в них. Рэй Эчеверрия, Ноху сожгли на шестнадцатую ночь после ухода крыс. Вы понимаете, что это значит?

Сам Марсель понимал лишь, что дело плохо, кэналлийский наместник пришел к тому же выводу.

– Приказ соберано – никого не выпускать и самим Кольцо не переходить. Как быть? – Взгляд рэя, в отличие от слов, растерянным отнюдь не казался. – Посоветоваться бы с соберано, но он на иных дорогах. Ты понимаешь больше всех. Что будем делать?

Желание нашарить в траве парочку груш пожестче и запустить ими в сухощавого хищного красавца было мучительным, но Марсель как-то сдержался.

– Объявите тревогу, подтяните дополнительные силы поближе к Кольцу и ждите. – Желаете приказ, ну вот он вам! – Пока не станет ясно, что творится за Кольцом, не выпускать оттуда никого, даже курьеров. Будем переговариваться, как в сказках, через перекрестье дорог, там, где столбы торчат. Ничего умнее, уж простите, предложить не могу.

– Есть еще Проэмперадор Юга, – напомнил кэналлиец, – почему бы не узнать, что думает он?

– Мой достойный батюшка слишком материален для этого бреда. – Валме нащупал-таки упавшую грушу. – Вроде не червивая… Как вы думаете, почему одни падают, а другие вызревают?

– Если все цветы станут плодами, не выдержат ветви.

– Вот-вот…

Что-то в этом есть, но буря собьет и то, что должно висеть и зреть. Сейчас буря – по крайней мере, так думает гаунасский Хайнрих, иначе он ни за что не сговорился бы с Савиньяком.

– Зеленые груши чем-то значимы?

– Наверняка. – Марсель рассеянно тяпнул опавший фрукт; тот оказался жесток и почти безвкусен. – Фу… Хотя козлу понравилось бы. Рэй Эчеверрия, если Оллария горит, люди разбегаются, в том числе и в нашу сторону. Выпускать их мы не можем, но кормить и устраивать придется. Мы с соберано как-то ночевали в развалинах под Старой Барсиной. Очень милое место возле самого Кольца, а какие там колонны…

– Я их видел, но почему бы вам лишний раз не покормить барсинских кошек?

– О! – возрадовался Марсель. – Так это все же были не лисы, а кошки? Я отчего-то так и подумал.

«…повстречали мародеров довольно-таки далеко к западу от столицы, и обстоятельства этой встречи были столь странны, что пленного сразу не повесили, а взяли с собой, собираясь предъявить начальству».

Графиня Савиньяк отложила перо и пошевелила уставшими пальцами. Послание Бертраму выходило куда длинней письма Левию, который сможет расспросить Пьетро. Экономя время, Арлетта ограничилась сообщением о лаикской находке, в которой на первый взгляд ничего полезного не было, хотя Иссерциал с Дидерихом за подобный сюжет и отдали бы душу. Валмону графиня расписала все, кроме смерти Марианны.

Дымный закат, разговор о любви, теплые, но уже неживые руки – это не для бумаги; рассказать она бы еще смогла. Наверное… Женщина потерла уставшее запястье, вспомнила похожий жест Ро, вздохнула и вернулась к письму.

Отправлявшийся на юг сержант казался толковым, и расписывать похождения Уилера графиня не стала, к уже сказанному это прибавило бы мало; другое дело, что «фульгаты» до встречи с шайкой делили рассказы беженцев на десять. Они и сейчас до конца не верили.

– Сударыня, теперь, после ваших слов и слов ваших людей, – Уилер был сама галантность, но в умных глазах читалась… нет, не растерянность, ее тень, – я готов признать, что нам попались не просто свихнувшиеся бандиты. Вы только подумайте: полтора десятка оборванцев, дубины, ножи, три сабли, пяток стражнических алебард, один пистолет – и они вздумали тягаться с моими ребятами!

– Я уже не удивляюсь подобному, капитан, – призналась Арлетта, и тут «фульгата» прорвало.

– Один пистолет на всех, и этот тупой… … палит из него в моего капрала! В бок, и попадает в коня…

Выглядело это действительно дико – кавалеристы Уилера напоролись на разбойничков отнюдь не в чистом поле, где от всадника не убежишь. Рядом был лес, так и звавший укрыться в своей чаще. Ну, бросили бы телеги с награбленным, зато остались бы живы, так ведь нет! К изумлению бравых вояк, непонятный сброд кинулся в атаку.

Косорукие неумехи – на опытных солдат, пешие – на конных, кое-как вооруженные – на полностью экипированных… Результат был предсказуем. Может, гарнизонные мямли и растерялись бы, но не «закатные кошки». Самоубийц в течение пары минут порубили, постреляли, стоптали лошадьми. Живыми взяли только главаря – ему потерявший коня капрал эфесом палаша прямо-таки раздробил лицо, хорошо хоть нижняя челюсть цела, говорить может. Допрос, правда, ничего не дал. На все «Кто ты?», «Чего полез?» и «Кто у вас главный?» пленник отвечал воплями и брызганьем слюной, что его и спасло. Уилер, не желая выглядеть в глазах начальства лгуном, прихватил «бесноватого» с собой в качестве подтверждения своих слов.