Шрифт:
– Мама, тебе лучше остаться.
– Не говори глупостей. Ты мне что-то хотела рассказать.
– Ее… величество… Граф Литенкетте… Он…
Еще один красивый граф, но этот-то каким боком?
– Нет, это не мне кошачий корень нужен, а тебе! Давай отложим до вечера. На привале…
– Ее величество убили, – прошептала Селина. – Ричард… Кинжалом. Он его всегда с собой носил…
– Святая Октавия! – Луиза уставилась на дочь, не веря собственным ушам. – Катарина же умерла родами…
– Так объявили, чтоб не стало… как в Октавианскую ночь, а на самом деле это Ричард. Помнишь, Литенкетте писал, что ничего не случилось бы, если б мы не уехали? Мы думали, он это так… с горя… Ведь ты не доктор, что бы ты могла?
– Люди часто после беды думают, что могло быть иначе.
– Мама, но ведь могло! Ты бы заметила, что Дженнифер сняла с колокольчика язычок. Все вышло из-за нее.
– Это тебе Савиньяк рассказал?
– Да, – подтвердила Селина. – Ричард еще и Розалин убил… Чтобы не позвала на помощь, а сам сбежал. Маршал думает, что в Гаунау, а их король будет нас спрашивать про Надор и про Зою. Мама, ты как хочешь, а я ему скажу, что… что нельзя укрывать убийцу.
– Нельзя, – согласилась Луиза, с оторопью глядя на больше не льющую слезы дочь, – только, уверяю тебя, Савиньяк скажет, что нужно, сам. И все равно как-то не верится… Ричард – кукушонок, а не волк. Он ведь даже Айри пальцем не тронул.
– Это он. – Сэль сама сейчас походила на Катарину, когда та говорила про Колиньяров. – Ричард пытался отравить Монсеньора! Мама, он мог, и Айри это знала…
3
Люди радовались. Потерявшие почти всё бедняги с умилением смотрели на пышущую здоровьем кормилицу, прижимавшую к груди августейший сверток. Робер угадал – беженцы, как и сам он, в появлении Октавия видели добрый знак. Непривычно умиротворенный Проэмперадор узнавал и показывал молчащему Дэвиду «знакомых» – парня с дайтами, раздающего внукам затрещины Лысого Клода, еще более лысого аптекаря, подобравшего чужую девчушку старого кавалериста, старуху с цветком в горшке…
– Хорошо-то как, монсеньор, – сказал ставший кем-то вроде старейшины трактирщик Боннэ. – С принцем нас примут.
Робер кивнул, он тоже так думал, хотя ответа от Валмона раньше, чем на десятый день, ждать не приходилось. И то если у Кольца знают, где сейчас Проэмперадор Юга, и если того не занесло куда-нибудь в Приморскую Эпинэ.
Встреча продолжалась. Октавия в сопровождении дворцовых гвардейцев, которым для такого случая церковники уступили приличных лошадей, доставили на деревенскую площадь, куда высыпали местные, тут же перемешавшиеся с беженцами. Праздничный колокольный звон и яркое солнце довершили дело – лица расцветали улыбками, от которых Эпинэ почти отвык.
– Монсеньор, – рыженькая женщина, тоже знакомая, протиснулась к ним и теперь старательно задирала подбородок, – монсеньор…
– Да, милая? – А ведь она похожа на Мэллит! Пусть не столь красивая, но хрупкая, трогательная и… смелая. Гоганни ушла от Альдо, талигойка от этого, покойного усача…
– Монсеньор, вы не могли бы… Офицер, который был с вами у Старого парка, он обещал… хотел меня найти…
– Жильбер Сэц-Ариж погиб на пожаре, – хрипло сказал Эпинэ. Рыженькая вздрогнула и даже не отошла – исчезла в веселой толпе, как в омуте.
– Кто это? – подал голос Рокслей.
– Не знаю. Прибилась к нам у Старого парка. Какой-то урод ее не пускал, Жильбер его прикончил. Я и не знал, что они хотели встретиться.
– Нет!
– Нет? – не понял Робер. – Но ты же ее впервые видишь!
– Создателя нет, – уныло объяснил Дэвид. – Если случается такое, то мы одни…
– Лэйе Астрапэ, мы всяко одни! Создатель ушел, старые боги ушли, Алву куда-то унесло… Но Блор отбивался до последнего, а ты его выручил и спас Октавия. Ты для них, – Робер ткнул рукой в пеструю солнечную площадь, – сейчас поважней небожителя. Мы еще не на Кольце, а Карваль еще не вернулся, так что страдать некогда.
– Я не страдаю, – огрызнулся Рокслей, – просто ну не может же быть, что Он согласен на… такое. Или Леворукий сильнее?
– Я тебе что, кардинал? И вообще, – мелькнула престранная мысль, и Робер чудом ухватил ее под уздцы, – из Олларии разбежались не только крысы, но и кошки, так что Леворукий ни при чем. Значит, ты взял не только регалии, но и гарнизонное жалованье?
– Все, что было в мешках. – Теперь Дэвид напоминал просыпающегося. – Я подумал, что нам понадобятся лошади.
– Прежде всего нам требуется провиант и фураж. – Вспоминать мельника, задравшего цену раз в двадцать против обычной, не хотелось. Повесили и повесили. С благословения Левия. – Я еще не сказал тебе спасибо.
– Было бы за что, – отмахнулся последний из Рокслеев. – Каковы будут мои обязанности?
– А ты сам куда хочешь?
– Куда скажешь! Только чтоб дети под ухом не плакали.
– Значит, – сделал вывод Эпинэ, – в арьергард к Блору. Если что не так, сам виноват – спас у Перекатного, теперь терпи.
Шутка вышла глупой, ничего удивительного, что Дэвид не улыбнулся. Отдал честь, будто чужому, и пропал в толпе, как и узнавшая о смерти Жильбера рыжая. Иноходец поправил плохо державшуюся на слишком коротких волосах шляпу, немного постоял, слушая почти праздничный гул, и отправился к обозникам – задерживаться в трех переходах от свихнувшейся столицы было опрометчиво, а праздник… праздник они еще устроят. Когда все закончится и Проэмперадор Олларии отдаст поводья Проэмперадору Юга, а повезет, так и регенту. Не Ноймаринену – Алве.