— Почему вы говорите обо мне как об отсутствующем?

— Потому что ты для меня пока что пустое место. Усёк, лейтенант?

— Старший лейтенант!

— Мне без разницы. Страшный, так страшный. Начинающий беситься старлей переключился на Ильяса:

— Хайруллин, объясните, кто это такой?

Ильяс растерянно заморгал. Ему явно не хотелось рассказывать обо мне, не получив на то одобрения от высокого начальства. Но и перечить старлею казалось неразумным.

— Ладно, сам представлюсь, — сказал я. — Родион Раскольник, сторож коллективного сада номер шестнадцать. В настоящее время нахожусь здесь по заданию партии, правительства и лично полковника Рыкова, чтобы указать воинской колонне дорогу на Берлин.

— Прекратите кривляться, — с досадой проговорил старший лейтенант. — Хайруллин, повторяю вопрос, что это за человек?

— Так это… он же сказал, — протараторил Ильяс. — Родион. Сторож шестнадцатого сада. У моей мамки там участок. Фамилия Раскольник. Его товарищ полковник лично знает.

Старлей хмыкнул с сомнением. Похоже, полковник Рыков не являлся для него очень уж крупным авторитетом.

— Ну а теперь мнехотелось бы знать, с кем имею честь беседовать. — Я прищурился.

— Старший лейтенант Куклин, — сухо сказал румяный. — Ответственный за рейд. А теперь, гражданин Раскольник, сообщите всё, что считаете существенным.

Вообще-то парень я незлобивый и на контакт иду легко. Просто не люблю, когда передо мной начинают выкаблучиваться. Особенно такие Куклины — молодые, да ранние. Я поскрёб пальцем бородку и заговорил:

— Поедете по этой дороге. Километров через восемь будет населённый пункт. Только уже без населения. Десяток двухэтажных бараков и бывшая кирпичная фабрика. Здания деревянные, из бруса. Гнильё. Ваша цель — дом номер два, слева по ходу. Табличка сохранилась, не ошибётесь. Если интересно моё мнение, барак лучше сжечь.

— Ваше мнение не интересно, — отчеканил Куклин. — Вообще не понимаю, зачем мы теряем время, выслушивая то, что уже известно. Можете быть свободны, гражданин Раскольник.

— Премного благодарен, ваше благородие, — сказал я ему и шутовски поклонился. Ильясову кивнул: — Увидимся!

Тот хитро подмигнул и полез обратно в «бобик».

Я не зря предложил уборщикам спалить барак. Любые логова стоило бы сжигать сразу, даже не входя внутрь. И уж тем более не затевая стрельб и размахиваний холодным оружием. В том, чтоб действовать против упырей огнём, нет ничего сложного. Чаще всего их обиталища находятся поодаль от населённых мест. Имея продуманную организацию дела, пожары можно локализовать, а информацию о них — скрывать.

Однако в своё время мне чётко дали понять, что такой подход неприемлем по многим причинам. Например, общественности трудно объяснить, с какой целью государственные структуры варварски уничтожают заброшенные строения вместо того, чтобы аккуратно разбирать по брёвнышку. Почему из сжигаемых домов выскакивают горящие люди? Кто они — бомжи, беспризорники или кто-нибудь ещё? Неужели правительство одобряет геноцид этих неизвестных людей? И так далее. Множество причин — и ни одна из них не является по-настоящему существенной. Что ясно говорит о том, что главная причина крайне цинична. Уверен, существование определённого количества кровососов выгодно очень многим.

Именно поэтому я иногда «работаю» индивидуально, не ставя в известность милицейского полковника Рыкова и Александра Романовича, моего куратора из отдела «У» при МЧС. Удивляться тому, что отдел «У» приписан именно к МЧС, не стоит. Взрывное увеличение числа низших кровососов, происходящее в последнее время, — ситуация самая что ни на есть чрезвычайная. Докопаться до корней её возникновения охотникам вроде меня не позволяют. Но прореживать число упырей мне по силам.

Наверно, такая самодеятельность когда-нибудь выйдет боком. Однако, как я уже говорил, частичка идейности во мне сохранилась. Она-то и заставляет время от времени отправляться туда, куда меня никто не посылал, и уничтожать кровососов без одобрения свыше. Притом совершенно безвозмездно.

Поверьте, именно эти рейды приносят мне наибольшее удовлетворение.

Подождав, пока колонна пройдёт мимо, я сел за руль и покатил прямым ходом домой.

На крылечке моего дома сидела очаровательная особа женского пола и грызла морковку. Зубки у неё были — хоть сейчас на тюбик зубной пасты. Волосы светлые, глаза ярко-синие, а губы ярко-алые. Фигурка превыше всяких похвал. Лет ей, думаю, было побольше двадцати пяти.

Я вылез из машины, прошагал прямиком к ней и сказал: — Войдите-ка в дом, прекрасная незнакомка. Да поскорей.