Шрифт:
Анн-Сесиль снова переглянулась с Жан-Робеном, потом они оба взглянули на Бастиана.
— Раньше это никогда не происходило так… быстро. К тому же… странно… такое ощущение, что их двое!
Но едва лишь Анн-Сесиль произнесла эти слова, даже еще раньше, чем ее пальцы снова легли на ободок бокала, он снова начал двигаться: Т…А…Л…Ь…НЕТ…К…О… Бокал продолжал двигаться сам по себе, и все четверо в изумлении отшатнулись: даже мгновенное прикосновение к нему вызывало болезненное ощущение, как от ожога пламенем или холодом. Идущая от бокала энергия постепенно передавалась им.
— Жюльен, кто ты? Почему ты пришел к нам сегодня? — спрашивала Анн-Сесиль, стараясь говорить повелительным тоном. Она обращалась только к тому духу, который явился первым.
М…А…Р…И…С…О…Ф…И…НЕТ…Ж…Е…Р…Т…НЕТ…Т…Е…Н…Ь…Б…Е..Л…НЕТ
— Что-то не так, Жан-Робен, — с тревогой сказала Анн-Сесиль. — Их слишком много, и я не понимаю, чего они хотят… И есть еще кто-то, кто хочет помешать им говорить!
Бастиан взглянул на нее и понял, что она боится. Затем он перехватил полный ужаса взгляд Опаль и подозрительный — Жан-Робена.
Т…Е…Н…Ь…НЕТ…НЕТ…НЕТ…
Бокал не останавливался ни на секунду — он постоянно дергался от слова НЕТ к очередной букве.
— Да, ты права… мне кажется, надо остановиться, — произнес Жан-Робен.
Холод был как в могиле. При каждом выдохе с губ срывались облачка пара.
— Продолжаем, — решила Анн-Сесиль. — Это… что-то невероятное!
Ж…Е…Р…Т…НЕТ
Т…Е…Н…Ь…Б…Е…Л…НЕТ
НЕТ…Н…Е…Т…НЕТ…
Бокал кружился как юла — так быстро, что они едва успевали соединять буквы в слова. Вжик…вжик…вжик… — каждую долю секунды бокал поворачивался, совершенно четко указывая на ту или иную букву.
Ж…А…Н…Д…Ю…П…Ю…И…
Ж…Е…Р…Т…В…А…Т…Е…Н…Ь…
Б…Е…Л…А…Я…Т…А…Л…Ь…НЕТ
— Я… я боюсь! — вскричала Опаль. — Так никогда не было рань…
В это мгновение бокал разлетелся вдребезги, и все в ужасе вскрикнули.
— Надо остановиться, Анн-Сесиль! — закричал Жан-Робен, вскакивая на ноги.
Анн-Сесиль даже не успела ответить: буквы сами начали выстраиваться на полу в слова, словно легионы враждующих армий.
Л…А…В…И…Л…Л…Ь…Х…О…Ч…Е…Т…Т…Е…Б…Я…
В…И…Л…Ь…Б…У…А…П…Р…О…Ч…Ь…
НЕЕЕЕЕЕЕЕТ
— Анн-Сесиль, прикажи им остановиться!
Это был голос Жан-Робена, но Бастиан его почти не слышал, как не слышал рыданий Опаль и не видел растерянного выражения лица Анн-Сесиль, на котором больше не было очков — они слетели, когда она вскочила с места. Он как зачарованный смотрел на буквы перед собой на полу — поскольку единственный продолжал сидеть.
Ф…Р…А…Н…С…И…С…М…А…Р…Т…Е…Н…Т…Е…Н…Ь…
НЕТ…Н…Е…Т…
— Они хотят, чтобы Вильбуа ушел, — внезапно произнес Бастиан, словно пребывая в трансе. — Он тот, кто мешает им говорить. Это Вильбуа… А другие — это дети… де…
— Анн-Сесиль! Останови это! НЕМЕДЛЕННО!
— Я не могу! Это он! Это все он! — закричала она, указывая на Бастиана.
1…2…Н…О…Я…Б…Р…Я…Т…Е…Н….Ь…
НЕТ…НЕТ…НЕТ…НЕТ…
1…8…7…9…Ф…И…Л…И…П…П…Э…М…И…Л…Ь…О…Г… О…Н…Ь…Т…Е…Н…Ь…Б…Е..Л…
— Это жертвы! — воскликнул Бастиан в полной экзальтации. — Это дети, которых здесь убили и…
— Бастиан! Остановись! Скажи им, чтобы ушли!
1…0…Д…Е…К…1…9…8…8…Ж…Е…Р…Т…
— Бастиан, ты должен закрыть дверь! Иначе они все останутся здесь! Навсегда! Они всегда будут с тобой!
Анн-Сесиль закашлялась. Жан-Робен молчал, в полном оцепенении глядя на буквы. Опаль плакала, съежившись в углу. А буквы продолжали свой жуткий танец. Бастиан читал их и одновременно слышал слова — как в первый раз, они звучали внутри его головы. Все вокруг начало дрожать. Каждый предмет вибрировал от невероятной энергии, которая исходила от обычного мальчика, сидящего на полу… И от того, кого звали Вильбуа… И от детей — всех тех детей, которые были здесь, чьим пристанищем уже много лет были тени и туманы Лавилля… Все они смешались в безумном вихре — палачи и жертвы, мученики и мучители…
— Они сражаются с ним, — произнес Бастиан. — Они с ним сражаются!
Подушки на полу начали двигаться… потом кресло… вешалка… одежда на ней…
— ЗАКРОЙ ДВЕРЬ, БАСТИАН! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ИМ ПОМОГАТЬ! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ИМ ПОМОГАТЬ! НЕ СЛУШАЙ ИХ!
Но Бастиан не слышал голоса Анн-Сесиль — он слушал голоса, звучащие в голове. Голоса и плач. Перед ним возникали картины: городской парк… замок на холме… и та комната, в которой он был сейчас… чьи-то пальцы, бегающие по квадратикам с буквами… не младенческие пальчики его брата, а другие — белые, мертвые, полуразложившиеся… кровь… обнаженные тела… перевернутые распятия… факелы в ночи… снова голоса… среди них тот, что он уже когда-то слышал: «Лавилль-Сен-Жур хочет тебя… то же самое случилось и с теми детьми… они ждут тебя здесь…»