— Кшиштоф должен увидеть, что мы смогли, что мы сделали это.

Ее голос и слезы проникали в самые недра земли. Елена раздирала свое лицо и через считанные секунды все оно покрылось царапинами. Испуганные соседи сбежались во двор к Елене и укрылись в окопе, который она вырыла перед самой войной. Окоп был просторный, аромат еды смешивался с запахом влажной земли. В этом прекрасном укрытии предоставлялось не только разнообразное, здоровое меню, но безопасность и удобство.

Елена в окоп не спускалась.

После объявления воздушной тревоги ее голос слышался в каждом окопе, на всех улицах квартала:

— Выключить свет! Опустить шторы!

Или приказывала:

— Купите черную бумагу и обклейте окна! Иначе поможете врагу и навредите нашим.

— Она действует великолепно, — говорили в штаб-квартире гражданской обороны, — настоящий военный эксперт. Но почему-то во время сирены, несколько минут, она ведет себя так, словно находится на какой-то своей войне, и кричит: «Кшиштоф должен увидеть! Кшиштоф должен услышать!»

И она все кричала и царапала свое лицо, словно каждая новая царапина могла приблизить победу.

Через шесть дней война закончилась. Количество уцелевших продуктов доказывало грандиозность победы.

На книжной полке я обнаружила военный фотоальбом в коричневом переплете. На последней странице мне попалась фотография, которую вряд ли можно увидеть в каком-нибудь другом военном альбоме. В самом конце, на внутренней стороне обложки, была приклеена фотокарточка: небольшая группка солдат воздушной обороны окружили улыбающуюся Елену на фоне израильского флага и обложенного мешками окопа.

Тонкой шариковой ручкой на фотографии была нарисована стрелка, которая указывала на широкую улыбку Елены, а под стрелкой два польских слова: «То ja» [7] .

На коричневом переплете был указан адрес:

В углу, почти на границе обложки, бледно-лиловыми чернилами, которые словно пытались вот-вот исчезнуть, было выведено:

«Вернуть отправителю. Адресат не найден». Подпись: «Почта Израиля. Июнь 1967».

В первый день моих летних каникул после восьмого класса Елена сообщила:

— Мы едем к маме Рахели и папе Аврааму, да покоятся с миром души их. Если получится, заедем к другим дядям и тетям. Сын Итты, старший лейтенант Гидеон, покажет нам Вифлеем, Хеврон и Старый город в Иерусалиме.

Елена надела голубой костюм, праздничную диоленовую блузку и белый шелковый платок.

— Ты тоже оденься в цвета нашего флага, — распорядилась она, повесив на кровать голубую дралоновую юбку и белую блузку с бирюзово-голубой вышивкой, над которой я столько промучилась на уроках труда.

Однажды, очень жарким днем, мы сели в автобус и поехали в Иерусалим. Прибыв на условленное место, Елена сразу узнала Гидеона, юношу в военной форме, согнувшегося под висевшим у него на плече ружьем.

— Запрыгивайте в джип, девчонки, — приятно улыбнувшись, скомандовал Гидеон, после чего представил нам Шалома. — Это мой водитель, — сказал он, хлопнув того по плечу. — Он верит в чудеса и святые места.

Мы отправились в путь.

Воздух полнился стрекотанием армейской рации, запахом бензина, сухим ветром и палящим солнцем. Мимо каменных, вплотную стоявших домов проезжали военные машины; туда-сюда, словно из ниоткуда в никуда, сновали солдаты и местные жители.

В первый раз мы остановились в Хевроне у пещеры Махпела. На спускавшихся к ней ступенях толпилось множество людей, молча ожидавших своей очереди, чтобы почтить захоронения патриархов.

— Ради встречи с усопшими я в очереди не стою, — сказала Елена, и на этом ее паломничество закончилось. — Вот Бог и позволил мне исполнить религиозный долг, — добавила она, рассмеявшись.

Стараясь помочь Елене в исполнении религиозного долга, Шалом вдавил педаль газа в пол, и по раскалившейся, покрытой песком дороге мы помчались в Вифлеем.