Лобби отеля оккупировали зализанные мафиози, телохранители звезд и менеджеры с аккуратными портфельчиками. Вокруг вертелись фрачные и декольтированные тени. Разговор свернул на будущее соцсети и продолжался беспрерывно около часа.

«Мне правда не так важны деньги: что 20 млн, что 200, – говорил Дуров. – Если бы я телефоны хотел делать – тогда да, нужны. А приложение недорогое – хоть сто вариантов пиши. Поэтому я не хочу продавать свою долю „ВКонтакте“. Продажа – это не свобода. Продажа с демпингом – рабство, бегство с поля боя. Это как-то не по-русски».

«Слушайте, – сказал я, – люди, с которыми вы в одной лодке, – они довольно жесткие. Их стиль из девяностых, они хитры и опытны, участвовали в грандиозных переделах собственности, вхожи в кремлевские приемные. Как вам удается не просто переговариваться с ними, но защищать свои идеи?»

«Ничего особенного, главное – верить в то, что будете говорить, – пожал плечами Дуров. – Запрограммировать себя не на вранье. Врать вредно для духовной целостности. Нужно добиваться отрешенности – какая разница, продаем, не продаем. Обязательно в переговорах всплывает история, мол, „если вы не сделаете так, будет то-то“. Или запугивание присказками типа: „Вы же помните, в какой стране живете“. Я выбираю позицию: компанию отбирать – отбирайте; крест на моей репутации ставить – ставьте; но я не прогнусь. Таким образом, манипулятивные переговоры вести невозможно».

«То же с прокурорскими запросами?»

«Абсолютно. Если ты безыдейный, это видно, и на тебя возможно влиять. Со мной это не пройдет. Идеология – это в конечном счете главное, что движет людьми. Нужно создавать более глубинные убеждения для возникновения у людей веры в свои силы и свое мнение. Глубинные убеждения, сходные с религиозными. У современных политиков нет мечты, цели, куда мы все должны стремиться. У Гитлера, кстати, была мечта».

Догадка, внезапно пришедшая в голову, поразила меня. Я сидел, придавленный не Гитлером, а пониманием того, что проглядел сквозной сюжет, шедший через историю героя.

Что Дуров – необычный предприниматель, оригинальный полководец, умник, фанат нетривиальных эвристических ходов, эпатажник и нёрд, воспитавший в себе воина, – это, в общем, и так можно понять по записям в твиттере, фейсбуке, редких статьях и постах в блоге. В конце концов, его сеть уловила 100 млн человек, и это не нуждается в комментариях.

Но теперь мне казалось, что его история о другом.

Если посмотреть на путь Дурова – это, по сути, путь политика, который работает напрямую с людьми, вокруг партийной системы и других сред коммуникации. Он создавал свои такие среды – еще с университета. Его форум выступал государством, объединяющим разбросанные по Петербургу и пригородам княжества-факультеты. Глава этого государства контролировал правила игры, был открыт разговору и лишь регулировал сообщество.

Сеть как среда была обязана сформировать запрос на такого лидера, и вот в русскоязычном интернете появился Дуров, чья «ВКонтакте» служила замахом на приобретение паствы совершенно других масштабов. Все, что он делал, – это была чистейшей воды сетевая политика и рекрутинг единомышленников.

Он произвел негромкую революцию – если понимать революцию в духе Ханны Арендт: не как освобождение («свобода от…»), а как создание среды, территории свободы. Итогом такой революции выступает res publica, дающая гражданам новое политическое измерение – в данном случае это «ВКонтакте».

Политики старого типа понимают веб как инструмент, и даже Алексей Навальный, тролливший госслужащих-коррупционеров, применяет старые приемы в новой среде. Декларируя, что нет смысла лезть в партийную систему, он придумал «Добрую машину пропаганды» – сеть единомышленников, информирующих население о гадостях режима. Но идея Навального упирается в недостаточное доверие населения интернету, а также в контроль власти над обеспечением нужного результата выборов.

Дуров строил свою res publica. Восхождение он преодолевал постепенно. Разрешив регистрироваться несовершеннолетним и оставляя свое имя внизу каждой страницы, он притягивал будущих последователей. «Идеи, которые исповедуем мы [в Зингере], будут популярны лет через двадцать».

Так говорил сетевой авторитет и не навязывал свои взгляды, ничего не лоббировал, кроме здорового образа жизни и культа ума. Эта ненавязчивость и прямые коммуникации, уравнивающие всех, способствуют меритократии – то есть самореализации талантливого человека.

Похожую роль старался играть другой политик, которого с Дуровым объединила готовность быть для каждого человека таким, каким этот человек хочет видеть лидера, защищающего его интересы. Дэвид Ремник в книге «Мост» окрестил этого политика «пятном Роршаха».

Готовясь ко вторым президентским выборам, человек по имени Барак Обама сознавал, что за четыре года мир изменился – люди обменивались идеями, убеждали, агитировали друг друга совсем не так, как раньше. Доля смартфонов в карманах американцев серьезно выросла, и Обаме предстояло использовать эту новую среду и для фондирования кампании, и для достижения результата на выборах.

Обама честно признавал, что не рубит в «мобайле», и нанял политтехнолога Джима Мессину. Тот все прекрасно понял о цифровом веке и отправился консультироваться, как выстраивать новую кампанию, к основателю Google Ларри Пейджу и другим интернет-гуру. Команда Мессины написала приложение для избирателей, где публиковались новости и обсуждались программы. Параллельно создавалась офлайновая соцсеть, похожая на MLM: приведи десять продавцов идей, которые продадут их еще десяти гражданам. Этот офлайн координировался с помощью того же приложения.