Отныне широкий черный экран передо мной транслировал только блестящую ленту дороги да однообразный пейзаж южнорусской равнины. И никаких документальных фильмов автобиографического содержания.

Ограничений скорости для меня больше не существовало.

Электронное табло сообщало, что ближайший рейс на Лондон, прямой, должен вылететь через полчаса, регистрация заканчивается.

Я прошел к кассе.

— Давно улетел предыдущий самолет в Лондон?

— Предыдущий? Через Франкфурт?

— Вероятно.

— Всего двадцать минут назад — в два сорок: его задержали из-за грозового фронта.

Я всей тяжестью навалился на полочку кассового окошка. Как ни доказывал жене иллюзорность оптимистических прогнозов, но сам так надеялся, что мы догоним их в аэропорту! Двадцать минут. Если бы мы по дороге не увязли в грязи и если бы не задержались еще… на те самые двадцать минут, у нас остался бы крошечный шанс успеть, попытаться задержать самолет, заявив о киднеппинге. Она успела играючи. Она ведь и в детдоме нас опередила.

— Вы что-то еще хотели спросить? Мужчина?

— Извините. Да, хотел. Следующим рейсом еще можно улететь?

— Можно, если у вас есть билет. Еще не прекращена регистрация.

— Я хотел купить билеты.

— Билетов нет.

— Мне очень важно как можно скорее оказаться в Лондоне. Вы не могли бы мне помочь?

Кассирша сообщила, что продана даже бронь. На подсадку, таким образом, надеяться тоже не приходится. Следующий рейс — в четыре часа пополудни — почти через полсуток. Вот тебе и «каждые два часа»!

Я отошел от кассы.

Когда мы были у стеклянных дверей аэропорта, Джей сказала: «Иди вперед, я тебя догоню». Теперь она торопливо подошла ко мне. Догадалась по выражению моего лица, что дела плохи.

— Улетели?

— Да.

— Когда мы сможем вылететь?

В ярком свете просторного зала аэропорта я увидел: у нее сильно распухли веки. Я-то думал, что она спокойно отдыхает, а она, похоже, много плакала! Сейчас ее глаза были сухими, но лихорадочно блестели.

Я объяснил ситуацию с отлетом.

Жена опустила голову.

— Я их даже толком не увидела! — прошептала она. — Комочки мои маленькие…

Она именно так называла наших детей. Еще немного — и память вернется к ней.

«Вот и все, — подумал я отстраненно, — спасти своих детей и защитить от горя жену я не сумел. Для нее было бы куда лучше, если бы я не нашел ее никогда. Возможно, тогда она бы…»

— Боже мой! Мистер Смит, это вы? Я вижу, у вас что-то случилось? Вы меня помните?

На этот раз графиня не пыталась говорить по-русски.

Полгода назад, стоя под объективами телекамер в Эденбридже и на память читая сотням тысяч англичан русские стихи, я не мог бы предположить, что обрадуюсь новой встрече с русской графиней. Я довольно холодно поздоровался, намереваясь избежать беседы.

— Наши дети потерялись! — вдруг пожаловалась Джей.

Немного оплывшее крупное лицо аристократки живо сложилось в гримасу глубокого сочувствия и предельного внимания.

Я принял у жены инициативу и продолжил, все еще надеясь побыстрее свернуть разговор:

— Мы случайно разминулись. Это очень сложно и долго объяснять. Так вышло, что их увез в Лондон совершенно чужой человек. Мы хотели догнать их как можно скорее, но билетов на ближайший рейс уже нет, а следующий — через тринадцать часов. Я собираюсь поговорить с…

— Так вам нужно лететь в Лондон? Ближайшим рейсом?!

— Да.

— Я могу помочь вам в этом! Боже мой, бедные детишки! Мистер Смит, у меня билет именно на этот рейс. Но, в отличие от вас, я никуда не тороплюсь!

На краткий миг я поверил, что проблема решена. Но Джей предостерегающе сжала мою руку. Действительно, нам, скорее всего, нельзя разлучаться до рассвета. Что ж, уговорить командира корабля взять на борт одного лишнего пассажира легче, чем двоих. Надежды все равно мало: международный рейс! И времени в обрез.

Графиня, очевидно, заметила наше с женой смущение.

— Вы, конечно, хотите быть вместе, так?

— Да.

— Но, деточка, — торжествующе пропела дама, — у меня тоже есть муж. И я не собираюсь с ним разлучаться!