— Есть идти на корабль! — гаркнул матрос.

— Тише ты! — пробасил Овидько, заглянув в окно. — Ишь горластый, что петух! Немцы услышат.

Чумак вышел из мельницы и исчез в густом кустарнике.

Через полтора часа он поднялся на борт «Железнякова».

Первый же залп монитора накрыл хату, в которой помещался гитлеровский штаб.

— Это вам не кино! — радостно воскликнул Лаптий, когда над тополями взлетели обломки досок, комья земли, бревна, а затем и сами деревья, вырванные с корнями, закрутились в воздухе, словно подхваченные внезапным вихрем.

В бинокль было ясно видно, какая поднялась в селе суматоха. За околицу на бешеном ходу вылетели мотоциклисты. Несколько зениток принялись ожесточенно бить в небо. Нагруженная солдатами трехтонка выехала в степь и, ковыляя на кочках, понеслась в сторону от села. В какие-нибудь три минуты машина была уже у мельницы.

— Неужели открыты? — спросил я Володю.

Из кабины остановившейся машины выскочил шофер, торопливо поднял капот и принялся рыться в моторе.

— Просто поломка, — успокоил меня Гуцайт.

Но мотоциклисты веером окружали мельницу.

Второй залп «Железнякова» снова накрыл штаб, разметав по сторонам повозки, сундуки, автомашины. Паника в селе усилилась. Зенитки вдруг прекратили стрельбу.

— Сообразили, видать, что не бомбежка! — сказал Володя.

Откуда-то взмыли вверх «мессершмитты».

Полетели отыскивать корабль… Несколько мотоциклистов, оставив машины, пошли к мельнице, держа наготове автоматы.

— Они не знают еще, что мы здесь, но хотят занять мельницу, — скороговоркой сказал Володя. — Вот влипли-то! И зачем я тебя, черта, взял?

Я отмахнулся.

Отступать было некуда. Мотоциклы тарахтели вокруг.

Володя шепотом отдавал приказания. Сердце мое колотилось. Я понял, что наступает решительный момент. Корректировочный пост Гуцайта, двадцать восемь раз благополучно ускользавший от гитлеровцев, на двадцать девятый раз, кажется, попался.

Овидько стал за дверью.

— Если кто войдет, — сказал Володя, — убрать без шума. Понял?

Овидько кивнул головой. Минуты текли томительно. Послышались тяжелые шаги. Сколько солдат приближалось к мельнице? Один?.. Два?.. Три? По-видимому, двое. Хрустели ветки, шуршала трава. Все ближе, ближе… Вот, скрипнув, приотворилась дверь. Просунулась голова в рогатой каске. Немец, ничего не разглядев в темноте, набрался храбрости и вошел. Овидько ринулся вперед. Послышался короткий глухой удар, и немец неподвижно распростерся на истлевших бревнах. Дверь снова скрипнула, и еще одна каска так же осторожно, с опаской просунулась в щель. Немец заглянул в помещение, осторожно переступил порог. Вдруг он наткнулся на лежащего солдата, наклонился над ним… Удар, такой же короткий и глухой, сдавленный вскрик — и второй гитлеровец свалился ничком на пол…

…Кто-то кричит по-немецки, вызывая застрявших на мельнице солдат. Окрик повторяется настойчивей и громче… Овидько чуть приоткрыл дверь, отцепил от пояса гранату. Мельница окружена. Широко распахнув дверь, Овидько кидает гранату в приближающихся фашистов. Взрыв, крики. Пули щелкают над нашими головами. Мы кидаемся на пол. Отстреливаемся. Немецкая граната разрывается под самой дверью.

— Все целы? — оглядывает нас Володя. — Все…

«Но надолго ли?» — думаю я.

Теперь уже несколько гранат летят в мельничные стены. Оглушительный грохот. Дым заполняет все помещение, заставляет мучительно кашлять. У порога вздымается пламя. Мельницу подожгли!

— Эх, братцы! — поднимается Овидько. — Помирать, так с музыкой.

Он хочет ринуться наружу.

— Назад! — остановил Гуцайт матроса.

И как раз в это мгновение в полу вдруг приподнялся квадратный лючок. Как только мы не заметили его раньше? Из люка высунулась голова мальчишки, белобрысая, с задорным хохолком. Мальчуган торопливо бормочет:

— Я Николка, пионер здешний. Скорей за мной, моряки. Я выведу вас. Вы меня не пужайтесь только.

Овидько на прощанье бросает в немцев две оставшиеся гранаты. Мы ошеломлены, но раздумывать некогда. Спускаемся в люк и ползем на четвереньках следом за Николкой, едва протискиваясь в узкой щели. Группу замыкает Овидько. Он ползет, спотыкаясь, отплевывается и все время что-то бурчит…

Спустя несколько минут впереди забрезжила узкая полоса света. Ползем на свет и из-под могильной плиты выбираемся на погост. На плите написано:

Прижимаясь к земле, мы ползем за мальчуганом между могилами. Трава одуряюще пахнет. Стрекочут кузнечики. Николка вползает на церковную паперть и тихо стучит в дверь. Дверь отворяется. Навстречу нам выходит седой благообразный старичок. Он приглашает за собой.

Входим в полусумрак. Перед вами иконы, аналой, свеча, тускло освещающая темные образа.

— Прошу, товарищи моряки, — тихо говорит старичок и ведет нас через алтарь в маленькую ризницу.

Солнечные лучи льются через высокое окно на стол, заставленный снедью. Старик говорит: