— Вот это да! — присвистнул Лис. — Де Морней нарисовался, быстрописец хренов…

Расфуфыренный, как на парад, гусар отпустил девушку и развернулся ко мне. Лицо его горело праведным гневом.

— Какого черта! Что вы тут делаете, месье?!

— Вас забыл спросить, что и где мне делать!

— Забыли, так я напомню! Проваливайте, если не хотите, чтоб я вам кишки выпустил!

Девушка в светлом платье, та самая, которую гусар именовал Гортензией, отскочила на пару шагов и прижалась спиной к дереву, вовсе не желая пропустить назревающий поединок. Вот этого я никогда не мог понять. Казалось бы, ты пыталась вырваться, освободиться, так вот же, тебе удалось, — беги, пока есть возможность. Если хочешь, можешь попутно звать на помощь, а нет — просто спасайся.

Кто знает, может, твой избавитель, хоть и вступился за поруганную честь, но не слишком боеспособен? Нет, обязательно нужно стать, будто столб, и глазеть, что будет дальше. Ей-ей, какой-то древний атавистический инстинкт, совсем как у оленихи, — настоятельная потребность увидеть, какой из самцов ловчее орудует рогами…

— Капитан, — разглядев при свете луны шитье на рукаве, криво усмехнулся я, — у вас есть шанс уйти домой и проспаться, а с утра молить Бога, чтобы девушка забыла ваши сегодняшние художества.

— Да вы знаете, кто я?!

— Завтра прочту в «Пари трибюн». Ваше имя упомянут в некрологе!

Длинные косички иссиня-черных волос, свисавшие от висков моего противника, от возмущения, казалось, поднялись, как рога.

— Ангард! — Он прыгнул назад и выхватил саблю.

Движение, выдавшее опытного фехтовальщика. Сколько таких поединков я закончил, просто рассекая едва вытащенной на взмахе саблей руку схватившегося за оружие противника. Я продолжил атаку, но времени на сожаления не было — атака есть атака. Гусар парировал удар и контратаковал. Признаюсь, сейчас я забыл и о Гортензии, и обо всех остальных цветах с листьями или без оных. Куда больше меня интересовал личный фехтовальный почерк соперника. Но я готов был поклясться, что стоявшая у дерева особа с нескрываемым восхищением наблюдает за происходящим.

Между тем гусар оказался ловким фехтовальщиком: отличная техника, крепкая рука, прекрасное чувство дистанции, хорошее дыхание. Один только минус — все свое искусство мой противник, очевидно, приобрел в фехтовальных залах. Зная, как он хорош с саблей в руках, он привычно ожидал бури аплодисментов после каждой ловко отраженной атаки или изощренной связки в контратаке. Волею случая здесь оваций не предвиделось.

Отразив попытку рассечь мне череп на полы, я, не мешкая, пнул его в колено. Тот взвыл, отпрыгивая. Но тщетно, механизм запущен! Обозначаю удар справа и кручу запястье, рубя слева. Гусар парирует удар чуть более картинно, чем следовало бы, подавая руку вперед и вверх, тем самым открывая бок. Я ухожу вниз, поворачиваюсь на пятке, удар — кровь брызжет во все стороны из-под рассеченного гусарского доломана. Капитан орет от боли, колени его подкашиваются, он падает в траву, корчится, пытаясь зажать рану. Должно быть, опасаясь, вдруг кто-то в округе не услышит крика раненого офицера, Гортензия тут же издает такой оглушительный визг, что вынуждает меня закрыть уши ладонями.

Сад точно ожил. Издалека послышались голоса и свистки, которыми полицейские созывали подмогу со всего квартала.

— Извините, мадемуазель, вынужден откланяться. — Я бросился прочь с места поединка.

— Вон он, вон! — неслось за моей спиной. — Лови его!

Я мучительно пытался сообразить, куда бежать: обратно ли, в сторону кордегардии, в надежде проскочить меж пальцев у разгуливающих по улице патрулей, или же вперед, прямо в руки полиции?

— А ну, стоять! — Из-за деревьев навстречу выскочило трое вояк, их штыки уперлись мне в грудь.

— Отставить! — раздалось позади. — Он пойдет со мной.

Мадлен подбоченилась, напоминая сейчас толстуху Жози, которая за двести лет до нее умудрялась разогнать возмущенным криком и бранью целый кавалерийский отряд.

— Ты кому угрожаешь, гражданин?! Мне — верной патриотке? Да я Бастилию по камню разнесла! Я маршем на Версаль ходила! Да у меня король на плече рыдал! А ну, доставай свою дрянную сабельку! Где тут мой разделочный нож, я тебя сейчас самого на котлеты порублю! Ты кто вообще такой?! Ты зачем мне дверь кулачонками поцарапал?! А ну проваливай, проваливай отсюда, нечего здесь усами двигать, таракан двуногий! Я тебя самого к префекту сволоку. Угрожать он мне будет!

— Какая женщина! — восхитился Лис. И активировал связь.

— Вальдар, можно я не поеду в Египет? У тебя все равно с Бонапартом лучше получится большой политик рулить. А я тебе и Метатрона найду, и лохотрон в Париже устрою, и метрострой открою. Эта Мадо такая женщина…

— Лис, у меня неприятности.

— О господи! Ну шо опять такое? Я тебе о высоком, а ты мне какие-то там неприятности.

— Меня арестовали.

— Ну, ни фига себе! Капитан, шо ты натворил? Кому ты перешел дорогу в неположенном месте?

— Ранил на поединке какого-то гусаришку. Он пытался девчонку изнасиловать, ну я и не сдержался…

— Ага, помню я этот анекдот: иду, слышу: «Помогите, насилуют!» И что ты? Помог, изнасиловал?

— Глупый анекдот.

— Зато ты ума палата. Нас, между прочим, Бонапарт на ужин ждет, в особенности тебя, родство установить хочет. Я ему как про Марбефа сказал, он вроде и виду не подал, но заинтересовался выше крыши. Другой стал бы ногами топать: «Я честный Наполеон Шарлевич, неча мне в родню тулить главу французского оккупационного режима на Корсике!» — а этот даже глазом не повел. — Он вздохнул. — Ладно, кто хоть тебя повязал?