Когда Бонафилья потянулась за ней, снова ударила молния, на сей раз так близко, что гром и слепящий свет появились одновременно. Бонафилья вскрикнула в сильном страхе и повернулась к Фелипу. Он обнял ее и прижал головой к своей груди, чтобы заглушить шум непогоды. Нежно погладил по плечу. Потом осторожно прижался щекой к ее блестящим волосам и покрепче прижал к себе. И все это время водил туда-сюда внимательным взглядом, ища в лесу остальных членов группы.

— Не портите свою красоту солеными слезами, — негромко произнес он, чуть подняв голову и поглаживая ее по волосам. — Если б вы позволили мне такую вольность, единственными слезами, которые коснулись бы этого прекрасного лица, были бы те, что я пролил на вас, слезы из золота и драгоценных камней.

Фелип приподнял ее подбородок и стал целовать ее веки, утирать слезы шелковым платком, но его острые серые глаза продолжали двигаться туда-сюда, осматривая лес.

— Где Бонафилья? — внезапно послышался крик ее отца. — Бонафилья, ты где? У тебя все хорошо?

— Здесь, папа, сухая и в безопасности под деревом, — крикнула она в ответ. — Но вы должны уйти, — сказала она негромко. — Это дурно.

— Это совсем не дурно, моя прекрасная Бонафилья, — сказал он. — Но все-таки я уйду, так будет разумнее. Однако подожду, пока гроза немного не утихнет.

— А если папа пойдет искать меня?

— Зная, что вы в безопасности, он тоже будет ждать, пока не утихнет непогода. Знаете вы историю о прекрасной царице Дидоне, великом герое Энее и грозе?

— Кто они были?

— Скоротать время, рассказывая вам эту историю, пока не утихнет гроза? — негромко спросил он.

Но если бы кто-нибудь слушал, они могли бы удивиться, что он не включил трагичную судьбу Дидоны в свою несколько сокращенную версию ее истории.

Гром и молнии несколько поутихли, но поднялся ветер, и гроза продолжала бушевать.

— Папа, пожалуй, я пойду, найду Бонафилью, — сказал Дуран. — И убежусь, что у нее все в порядке.

Но когда он выползал из их укрытия под деревом с низкими ветвями, порыв ветра сломал большую ветвь, она рухнула рядом с его головой и повалила его. Он сел, ошеломленно глядя и потирая голову там, где по ней ударила ветка.

— Возвращайся сейчас же, — сердито сказал его отец. — Бонафилья недалеко, и если я знаю свою дочь, в безопасном месте. Не хочу, чтобы ты оказался убит ради того, чтобы привести ее поближе. И если она говорит, что сухая, то, скорее всего, более сухая, чем мы.

Ветер яростно завыл, и Дуран заполз обратно в их укрытие.

И почти целый час сильный ветер и барабанящий дождь удерживали всех на месте. Потом молнии и гром удалились. Сильный ветер, который, казалось, будет дуть вечно, начал слабеть и внезапно прекратился совсем. Без них барабанящий дождь стал слабеть.

— Папа, — сказала Ракель, высунув руку из их каменного укрытия, — дождь прекратился.

Она поднялась и вышла в лощину.

— Тучи расходятся, — добавила она. — Я вижу кое-где голубизну неба.

Исаак поднял руку, проверяя, нет ли опасностей над головой, потом тоже поднялся и вышел.

— Хорошо снова ощутить простор, — сказал он. — Хотя я радовался этому убежищу, когда мы в нем нуждались.

— Где остальные? — спросил Юсуф, который, нужно заметить, заснул, едва оказался в сухом, удобном месте, и теперь зевал.

— Неподалеку, — ответила Ракель. — Я слышу, как перекликаются сеньор Аструх и Бонафилья.

— Пойду, посмотрю, как там наши животные, — сказал Юсуф. — Наверно, их нужно будет немного почистить.

Появилось солнце, потом слуги, которые собирали мулов и растирали их соломой, густо настеленной в телеги, чтобы смягчить тряску на неровной дороге, а служанки раскладывали самые мокрые вещи для просушки. Потом на дороге появились сеньор Аструх и его сын вместе с чужаком, Фелипом, который тут же принялся растирать свою серую кобылу.

— Где Бонафилья? — спросил Дуран.

— Здесь, — ответил знакомый голос откуда-то поблизости. — И я все грязная и измятая оттого, что все время лежала под деревом, сжавшись в комок. Где Эсфирь?

— Здесь, сеньора.

— Иди, помоги мне, — раздраженно сказала Бонафилья.

Но десять минут спустя, когда все привели себя в порядок и снова тронулись в путь, Эсфирь смотрела на свою госпожу с очень задумчивым выражением на лице.

Хуана и Фелиситат были уже почти у дворцовых ворот, когда гроза обрушила на Перпиньян свою ярость. Когда они слезли с взбудораженных мулов и поднялись по открытой лестнице, ведшей с королевского двора в большой зал и личные покои, платья их вымокли, вуали промокли, с волос капала вода на каменный пол галереи.