— Так вот я ставлю, а получается чушь! Разве я бы стал отказываться от учёбы после того, как даже силком вынудил смотрителя меня учить! Разве я воротил бы нос от игр и прогулок? Не понимаю!

— Значит, придумай, что могло бы тебя заставить так себя вести. Может, какой-то страх. Или неприятные воспоминания. Или, может, он считает, что это плохо для него кончится. Ты прав, ты должен понимать его лучше, ты муданжец и мужчина, я очень слабо себе представляю заморочки ваших подростков. Вспомни, чего ты боялся в его возрасте… ох, — я зеваю чуть не до вывиха челюсти. — Мы сегодня только болтать будем или всё-таки перейдём к чему-нибудь поинтереснее?

— Хм-м… Отчего бы не перейти… — мурлычет Азамат таким низким голосом, что кровать дрожит.

— Отлично, тогда стаскивай с себя всё это барахло, — дёргаю его за воротник. — Я помогу.

Совместными усилиями мы избавляем его от ассортимента натуральных материалов — а все прочие в его гардеробе я давно истребила. Я же не спешу вытряхиваться из тонкого халатика: у нас обычная ситуация, что я первая раздеваюсь, а муж старается оставить на себе как можно больше защитной ткани. Попробуем сегодня наоборот. Вот, уже нервничает, пытается уползти под одеяло. Приходится его оседлать и прижать к кровати, чтобы не дёргался. Начинаю с поцелуев в шею — он это очень любит, особенно там, где ещё остались следы шрамов.

— Лиза… я же… не мылся ещё, — выдавливает он, пытаясь сохранить остатки рассудительности.

— Успеется, — отрезаю. От него действительно пахнет потом, всё-таки на лыжах бегал полдня. Но мне нравится этот запах, он какой-то особенный, не противный и не очень резкий, это просто запах Азамата, так пахнет его подушка, и его любимая, изношенная до прозрачности синяя футболка, и его руки, когда он, вставая на рассвете, гладит меня по щеке прежде чем уйти на весь день. Кожа у него на груди солоноватая, даже на шрамах, и это хорошо, значит, поры заработали. Целую его под мышку и глажу ладонью по животу, прислушиваюсь, чтобы уловить учащение дыхания. Да, это он тоже очень любит.

— Может, выключим свет? — предлагает он на тон выше своего нормального голоса.

— Мы договаривались, что я сделаю что-то новое и приятное для тебя, но не в ущерб себе, так? — напоминаю я, спуская ладонь ниже.

— Да, к-конечно.

Какая сговорчивость.

— Так вот, я хочу сегодня со светом. А чтобы он тебе не мешал, — распускаю широкий пояс от халата, — я тебе сейчас организую темноту.

И завязываю ему глаза.

— Лиза! — он начинает смеяться. — Я глупо себя чувствую.

Я укладываюсь сверху и настойчиво целую его, пока он не перестаёт ухмыляться, одновременно трусь об него всем телом. Азамат такой высокий, что я не могу дотянуться всюду одновременно, приходится использовать всю длину тела.

Затем я отодвигаюсь и спрыгиваю с кровати. Азамат хмурится и щупает покрывало вокруг себя.

— Угадай, откуда я продолжу? — спрашиваю.

— Надеюсь, что оттуда, где остановилась, — он поворачивается на звук очень точно, с такой ориентацией в пространстве голову ему особенно не задурить. Но какое зрелище, когда он лежит вот так без ничего посреди постели, волосы размётаны, да ещё глаза завязаны. Сказка!

— Не угадал, это было бы слишком просто, — сообщаю я, заходя с торца кровати. Сажусь на покрывало и беру в руки Азаматову правую ступню. Он мгновенно поджимает пальцы. Провожу ногтем по подошве — ступня скручивается, Азамат издаёт какой-то то ли смешок, то ли хнык. Провожу там же языком.

— Ай, Лиза, ну ты что-то? Ты же не собираешься… ох.

Это я прикусываю его большой палец. Потом разминаю ступню массажом, пальчики разгибаются, становится можно поцеловать под ними. Он вздрагивает, сжимает покрывало, борясь с желанием снять повязку.

— Зачем ты это делаешь?

— Зате-ем, — отвечаю, не отрывая губ от чувствитеьной подошвы, — что я хочу тебя всего, а не только то, что видно, когда штаны расстёгнуты.

— Ну ты же не можешь хотеть мою ногу! — возмущается муж, не очень уверенно усмехаясь.

Вместо ответа я кусаю его за пятку. Пятки у него розовые и не очень жёсткие. Боже, ну какой же он красивый! Набираюсь храбрости и так и говорю:

— Ты очень красивый!

Он фыркает, но не защищается, а на большее я и не могла рассчитывать.

— Ты мне нужен весь, — говорю и целую второй пальчик. — С ногами и с подмышками, — целую ещё один. — С внебрачными детьми и стервозными невестами, — снова пауза на нежности. — И с неправильным воспитанием. Весь, понимаешь?

Он снова то ли вздыхает, то ли всхлипывает и тянется к повязке.

— Руки прочь! А то привяжу!

— Привязывай! — обречённо соглашается он. — Делай что хочешь!

В мои изначальные планы это вообще не входило, но разве ж можно отказать в такой потребности? К счастью, под руку подвернулся его же собственный ремень, правда, спинка кровати у нас цельная, не за что зацепить. Приходится пропустить ремень сквозь ручку окна, надеюсь, замок выдержит, а то там вьюга…