— Ух, холодина! — слышу я за спиной знакомый голос. Оборачиваюсь — и точно, Ирлик в обличье Змеелова сидит рядом с Киром на куполе унгуца и ёжится от холода, несмотря на пушистый лисий полушубок и толстые замшевые штаны. — Лиза, ты не могла меня куда потеплее пригласить?

— Извини! — пугаюсь я, ещё не хватало простудить его. — Сейчас унгуц открою, в нём тепло!

Кир во все глаза таращится на бога и вслед за ним соскальзывает в салон. Технически унгуц у нас пятиместный — два сиденья впереди, три сзади. Вот на передние и приземляются Кир с Ирликом, а на задних не так уж много места: с одной стороны Алтонгирел с полулежачей Айшей, а с другой просторный фильтрующий полог над Алэком в перевозной колыбельке. Я еле втискиваюсь. Алэк от всех перемещений просыпается, так что всё равно приходится взять его на руки. Он радуется знакомому дяде и машет ручкой, Ирлик в ответ подмигивает. Алтонгирел, кажется, забывает дышать.

— Да-а, тут потеплее будет, — замечает Ирлик, передёргивая плечами. — Так что у тебя тут стряслось?

— У нас тут девочка, — неловко объясняю я, — вот… к-квазар.

— Это я вижу, — кивает Ирлик, по-прежнему озадаченный.

— Я просто подумала, не мог бы ты ей как-нибудь помочь?

Ирлик легонько сдвигает брови.

— Она… — хрипло заговаривает Алтонгирел, прокашливается и продолжает не своим нервным голосом: — Элизабет имеет в виду благословение стихий.

— Да я понял, — кивает Ирлик. — Я вообще по-человечески хорошо понимаю.

Алтонгирел бледнеет, Кир хихикает, а Ирлик становится коленями на сиденье, перегибается через спинку, нависнув над Айшей и принюхивается. Мне кажется, у него даже нос удлиняется от усердия.

— Здравствуйте, — сипит Айша и улыбается, но Ирлик никак не реагирует.

— Не, — произносит он наконец, втягиваясь обратно и садясь себе на пятки. — Она в месяц Учока родилась, так что это не ко мне.

— Ты совсем ничего не можешь сделать? — расстраиваюсь я.

— Мочь-то я могу, но вот потом триста лет прятаться от Учока по всей планете в мои планы не входит, — усмехается Ирлик. — Было б дело летом, я бы ещё отмазался, а сейчас его сезон, так что извиняй, хозяйка, тут политика. А чего её в детстве не запечатали?

Я пожимаю плечами, но Айша вдруг отвечает сама:

— Не смогли.

— Как это не смогли? — возмущённо спрашивает Алтонгирел.

— В деревне, где мы жили, духовник пытался, но не смог. А ехать в город у отца денег не было.

— Что-то Учок разошёлся, — замечает Ирлик. — На одном фронте гадит, на другом халтурит. Жена ему изменяет, что ли…

— Э-м-м… Слушай, Ирлик, — говорю я, не очень желая выслушивать подробности половой жизни богов, — как ты считаешь, она в таком состоянии доживёт до обучаемого возраста?

— Хотите её на духовника учить? — хмыкает Ирлик. — Интере-есная идея. Только ничего не выйдет, из неё так шарашит, что никакая учёба впрок не пойдёт.

Алтонгирел заметно сникает. Мне тоже жалко девочку, и Кира жалко, он так надеялся, что удастся её вылечить…

— Ну мы можем хоть что-нибудь сделать, чтоб ей помочь? — спрашиваю его.

Ирлик пожимает плечами.

— Можешь Учока попросить, но осторожно, он подлюка такая… Плату берёт только вперёд, чуть недоглядишь, прошлое изменит.

— А какую плату-то?

— Подарок какой-нибудь, — поясняет Ирлик. — Золотишко, меха… Но ему надо по всей форме, с отправлением на ритуальном костре и прочими красивостями.

— Слушай! — хлопаю себя по лбу. — Я ж ему гобелен сплела!

Мало мне хлопка по лбу, ещё и тычок в рёбра получаю от Алтоши. Ирлик принимает высокомерно-оскорблённый вид.

— Я тут, значит, прибегаю по первому зову, а она этому вороньему сыну гобелены плетёт!

— Ну И-и-ирлик! — я складываю ручки домиком. — Не сердись, я просто хотела его задобрить, чтобы он перестал нам пакости делать. Хочешь, я тебе ещё сплету? Или вышью? Два раза?

Ирлик прищуривается.

— А ты красиво вышиваешь?

— Красиво! — с готовностью отвечаю я.

— Ну ладно, — соглашается он. — Так и быть прощаю. Но жду от тебя портрет, и чтоб большой и красивый был!

— Хорошо-хорошо! — часто киваю я. — Вот вернусь домой и засяду!

— Можешь не спешить, я бессмертный, — усмехается бог. — А Учок теперь тебе и правда должен, можешь попробовать с ним поговорить.

— А это сложно? — уточняю я.

— Сложно, — серьёзно кивает Ирлик и переводит взгляд на Алтонгирела. — Ты, духовник, не Старейшина пока, так ведь?

Алтонгирел прямо сидя вытягивается по струнке и рапортует:

— Старейшиной не являюсь, простите неразумного!

— Да ты передо мной-то не выделывайся, — дружелюбно говорит Ирлик. — Эту манеру лучше для Учока прибереги, он по-человечески не понимает. А ты, Лиза, учись. С другими богами вот так говорить нужно, иначе ничего не добьёшься.

— Я так не умею, — развожу руками. — Я вообще по-муданжски так себе говорю.

— Это да, — соглашается Ирлик и кривится. — А ты, значит, духовник, раз не Старейшина, то и формул преподнесения не знаешь, так?