— Миску он сам себе организует, можешь полюбоваться, — отвечаю я, доставая из холодильника яйца на омлет.

Арават осторожно подходит поближе, огибая меня по широкой дуге. Правильно.

Алэк тем временем корпеет над высокоинтеллектуальной задачей. На нём надет пластиковый слюнявчик с желобком внизу, достаточно большим, чтобы туда поместились все сухари. Ребёнок обнаружил это свойство слюнявчика ещё пару недель назад, когда случайно просыпал туда целую пиалу. А ещё он обнаружил, что отпралять сухарики в рот горстями гораздо приятнее и проще, чем по одному, потому что если одним промахнёшься, ничего не съешь, а если штук пять-шесть сразу запихивать, то хотя бы половина в рот попадёт. Поэтому теперь Алэк кропотливо перекладывает сухарики со стола в слюнявчик, чтобы потом залямать их сразу помногу. Я только слежу, чтобы не подавился, но вообще, он довольно аккуратно ест.

Осознав суть процесса, Арават стихает, только косится на меня время от времени как-то вопросительно. Алэк меж тем отправляет в рот первую горсть, просыпав три штуки за воротник, зажимает сухари между дёснами и широко улыбается дедушке. Сухари, кстати сказать, фиолетовые в чёрную крапинку, потому что с черничным вкусом. Арават внезапно громко покатывается со смеху.

К завтраку подтягивается Кир и немедленно начинает суетиться: расставлять тарелки, мыть пиалу и венчик, кормить моих котов сметаной и только что не мыть окна. Видимо, нервничает из-за Аравата. А я вот как-то уже и не переживаю. Ну Арават… Я всякой нечисти повидала, а тут, подумаешь, противный старикан.

— Как там отец? — спрашивает Кир как бы между делом, протирая готовочный стол от одному ему видимой грязи.

— Когда я уходила, спал, сейчас не знаю, — пожимаю плечами. — Раскладывай омлет, я пойду его проведаю, вдруг он тоже завтракать будет.

Азамат к моему приходу как раз успел открыть один глаз и вспомнить, кто он и где. Я плюхаюсь на кровать рядом и принимаюсь ощупывать и осматривать пациента. Он скорее жив — ловит мои руки, щекочется и целуется. Настроение тоже по высшей отметке, видать.

— Завтракать будешь? — спрашиваю.

— Не отказался бы, — отвечает он севшим голосом.

Если учесть, что у него и в норме голос такой низкий, что можно асфальт дробить, сейчас это уже что-то сродни извержению вулкана.

— Тогда одевайся. Тепло.

Я вытаскиваю из шкафа самый тёплый Азаматов домашний костюм, флисовые носки и свитер маминой вязки.

— У нас в кухне северный полюс? — интересуется муж, облачаясь.

— Ну, там нет ковра на полу, — замечаю я. — А подвал не отапливается.

Азамат закатывает глаза, но не спорит. Привык, что я в этих делах не допускаю разногласий.

Внизу Кир сразу кидается его обслуживать.

— Отец, ты кофе будешь или чай? А молока тебе подогреть? С перцем, с маслом?

— Погоди, — рокочет Азамат. — Дай я поем, а там посмотрим, — он кивает Аравату, неуютно сидящему у противоположного торца стола. — Как у тебя ночь прошла? Где тебя положили-то вчера?

— Да тут, — Арават кивает на диван у окна. — Ничего, всё хорошо, дом у тебя добротный, сразу видно… Вот только кошки… Стоит лечь, приходят и сверху ложатся. Это что вообще? Я пару раз их согнал, потом заснул. Утром все на мне были. Зачем тебе их столько, тут вроде не болота, гнуса особо не должно быть?

— Просто так, — улыбается Азамат. — Мы любим зверьё.

Кир тихонько прыскает, прикладывает руки к голове, где у Хоса уши и помахивает ими. Мы тоже ухмыляемся, а Арават только сдвигает брови и переводит взгляд с Кира на нас и обратно.

— Кстати, куда Хос вчера делся? Домой ушёл? — спрашиваю я.

— Не, он у меня в комнате дрыхнет, — мотает головой Кир. — Всю ночь мульты смотрел в телефоне, на рассвете окосел от них совсем и завалился под столом.

Арават вытаращивает на Кира возмущённые глаза, а потом серьёзно сообщает Азамату:

— Я как раз собирался с тобой серьёзно поговорить о том, что твой сын водится с сомнительной компанией…

Наш дружный оглушительный гогот повергает его в глубокое недоумение.

— Между прочим, — вспоминает Азамат. — Кто-нибудь мне расскажет, как так получилось, что вы хорошо знакомы, а я об этом ничего не знаю?

Кир опускает взгляд и ёрзает на месте.

— А чего тут рассказывать? — с вызовом говорит Арават. — Ты за ним особо не присматривал, но кто-то же должен! А я его ещё в Худуле заприметил, до того, как ты о нём публично объявил. Ох и сильно же я удивился… Свою-то кровь всегда признаю…

— Кир, а ты почему ничего не сказал? — Азамат переводит испытующий взгляд на ребёнка, которому, судя по тому, как он извивается, кто-то насыпал муравьёв на стул.

— Ну, я не хотел тебя напрягать… И вообще мы не очень часто разговаривали тогда…

— Котик, не мучай ребёнка, — вступаюсь я. — Сам подумай, что он мог тебе сказать? И как бы ты отреагировал, узнав, что твой отец сдружился с твоим сыном помимо твоего ведома?

— С твоим, да уж, — как-то странно усмехается Арават.