Господин де Броссар со всей учтивостью поклонился, а Франсуа де Гиз растерянно оглянулся, будто что-то потерял.

— Но… где же графиня? — наконец-то вымолвил он.

— Ее сиятельство вдовствующая графиня де Бар пребывает в Бар-сюр-Орнен, — немедленно удовлетворил любопытство герцога достойный дворянин. — В ее лета было бы безрассудно пускаться в полную превратностей дорогу.

Франсуа де Гиз нахмурился. Кардинал Лотарингский улыбнулся.

— Надеюсь, сестра пребывает в добром здравии? — с участием поинтересовался Шарль де Лоррен.

— Несчастная графиня замкнулась в своем горе и бежит светских удовольствий, — ответил господин де Броссар.

Мишель де Бар вспомнил любимые матушкой танцы, верховые прогулки и музыкальные вечера и подумал, что матушка никогда не казалась ему несчастной, убитой горем женщиной. Однако тон воспитателя был полон такой неподдельной скорби и участия, что Мишель вообразил, будто за то время, что ему пришлось провести в Бар-сюр-Орнен, господин де Броссар не имел возможности познакомиться с его матушкой поближе.

Додумать свою мысль до конца мальчик не успел, потому что дядюшка Гиз неожиданно вспыхнул и заявил, будто не намерен терпеть провинциальные манеры племянника. «Если графу де Бар угодно зевать в его присутствии, — самым жестким тоном заявил он, — то графу де Бар стоит немедленно отправиться в постель, а на будущее поучиться манерам, дабы не оскандалиться в присутствии короля».

В носу Мишеля предательски защипало, и он безропотно поплелся за слугами, призванными устроить юного графа на новом месте. Даже слова дядюшки Шарля «Что ты хочешь от принцессы?», сказанные со странной смесью мечтательности и самодовольства, не утешили шевалье и не подсказали, что причиной недовольства дяди был не он сам и даже не его открытый рот, а отсутствие матушки. Только следующим утром, когда господин де Броссар решительно откинул полог кровати подопечного, громко провозгласив «Вставайте, граф, вас ждут великие дела», юный граф ощутил, что жизнь не так уж и плоха, и он может одеваться.

Примерка и подгонка по фигуре нового костюма еще больше приободрили шевалье, и на встречу со старшим дядюшкой мальчик отправился радостным и довольным — таким, каким его привыкла видеть матушка в лучшие дни. На этот раз юный шевалье смог убедиться, что портреты ничуть не льстили дяде, только борода его светлости оказалась длиннее, а светло-голубые глаза были холодны, как лед. И все-таки дядюшка был очень красив, и Мишель пообещал себе нарисовать его… когда-нибудь… потом…

— Долго спишь, Жорж… — без особой сердечности произнес герцог.

Мальчик удивленно вскинул голову:

— Меня зовут Мишелем, дядя, — сообщил он, не заметив предостерегающего взгляда господина де Броссара.

Гиз поморщился.

— Имя «Мишель» годится для Бар-сюр-Орнен, племянник, но никак не для двора. «Ролан» — напоминает все эти новомодные романы, — последнее было произнесено с таким презрением, словно герцог питал отвращение ко всяким проявлениям изящной словесности, — «Готье» — слишком старомодно, а «Ален» годиться разве что для деревни. Нет, племянник, если ты хочешь занять подобающее место при дворе — тебе надо взять имя «Жорж». Оно достаточно решительно и благородно. Конечно, если бы среди твоих имен были имена «Франсуа» или «Генрих», я бы посоветовал тебе остановиться на одном из них. Но — что делать? — мой брат и невестка всегда были несколько сумасбродны…

Мишель де Бар густо покраснел, чувствуя, что должен что-то сказать. Что-то резкое и злое, но взгляд наставника заставил его прикусить язык.

— Анри! — Из глубины кабинета вышел нарядный белокурый мальчик года на два или три младше Мишеля, однако почти одного с ним роста. — Это твой кузен, Анри, вы будете вместе учиться. Он принадлежит к младшей ветви нашего дома. Ну, что ж, отправляйтесь играть. После обеда, Жорж, ты сможешь осмотреть Париж.

Сбитый с толку неприязненным обращением дяди, шевалье Мишель послушно покинул кабинет. Анри де Жуанвиль, старший сын герцога, вышел вслед за ним.

— Ты в партии [2] играешь? Или в суль [3] ? — перво-наперво поинтересовался сын Гиза.

— Я в шикан [4] играю… — сообщил Мишель, никогда прежде не слышавший названных кузеном игр.

— Ну, это только для деревни! — пожал плечами Анри. — А в мяч [5] ты играть умеешь?

— Нет, — юный граф вызывающе выпрямился. — Зато я рисовать умею! Я даже тебя могу нарисовать.

— Правда?! — глаза Жуанвиля загорелись. — Ты можешь сделать мой портрет?

— Конечно, могу, — подбоченясь, заявил мальчик. Отвечая подобным образом, Мишель де Бар несколько покривил против истины, ибо умея рисовать — рисовал только карандашом. Мечта же сотворить что-либо красками пока так и оставалась мечтою. К счастью, для Анри де Жуанвиля подобные тонкости не имели значения и он смотрел на кузена в восторженном благоговении.

— Здорово… — протянул мальчик. Среди его знакомых не было никого, кто умел бы рисовать, так что юный принц не успел узнать, что занятие это не считается благородным.