Шрифт:
— Вы что? — прерывающимся голосом поинтересовался Жорж-Мишель. — Помешались? Ну и выдерут же вас…
— Это они виноваты! — яростно выкрикнул Жуанвиль, делая новую попытку броситься на принца Беарнского. — Предатели!
Шевалье Жорж-Мишель вторично отшвырнул кузена. Юный Лоррен пошатнулся, неожиданно всхлипнул, бросился на пол и разрыдался.
— Гугеноты… отца убили… — жаловался он. — Ненавижу!..
Граф де Лош опустился на первый попавшийся табурет, посмотрел на рыдавшего Гиза, всхлипывающего, размазывающего по лицу кровь и слезы Наваррского, встрепанного, с подбитым глазом дофина.
— Ты-то чего в драку полез? — поинтересовался шевалье у Генриха де Валуа.
— А я разнять их хотел, — хлюпнул носом дофин. — А то чего он на маленького полез?
— Он гугенот, — огрызнулся юный Лоррен. — Это они отца убили!
— Хватит, — граф де Лош почувствовал, что начинает сердиться. — У него тоже отца убили. И у него. И у меня, если хочешь знать, тоже! И я его даже не помню, — с неожиданной грустью заключил шевалье, с удивлением заметив, что окружающие предметы ни с того ни с сего потеряли четкость.
Все три принца одновременно перестали всхлипывать. Анри де Бурбон поднялся с пола и обнял Жоржа-Мишеля за шею.
— Ладно, — граф де Лош мягко высвободился из объятий двоюродного брата и своим платком вытер ему лицо. — И что с вами делать? Как узнает ее величество о ваших проказах — точно велит высечь… Всех твоих. Не посмотрит, что принцы.
— И без сладкого оставит, — грустно добавил маленький Бурбон.
— Да откуда она узнает? — проворчал Анри де Лоррен.
Жорж-Мишель пожал плечами, всем своим видом показывая, что вопрос кузена праздный. Мадам Екатерина знала все.
— Да я… убью того, кто матушке наболтает! — сгоряча пообещал дофин и перепуганные слуги постарались втиснуться в стену. Бедняги ничуть не сомневались, что юные принцы вполне способны отправить к праотцам несчастного, посмевшего вызвать их неудовольствие. Лично или поручат это кому-либо другому — для несчастного значения не имело.
Граф де Лош пожал плечами вторично.
— А смысл? — резонно вопросил он. — Да стоит ее величеству на вас посмотреть — ужас! — у одного нос разбит, у другого глаз подбит, одежда порвана… Одежда… — почти бессмысленно повторил Жорж-Мишель, хлопнул себя по лбу и вскочил с табурета. — Ну конечно… Эй вы, болваны, воду, одежду, живо! — прикрикнул на слуг юный шевалье.
— Анри, — все три принца одновременно обернулись и Жорж-Мишель досадливо поморщился — угораздило же их матушек дать мальчишкам одинаковые имена. — Жуанвиль, умойся и причешись. Анжу, ты тоже… да, и не забудь переодеться. Беарн! Бог мой, с тобой то что делать?! — Жорж-Мишель схватился за голову. Юный наследник Наварры оглядел себя и виновато развел руками.
Когда слегка запыхавшаяся королева-мать появилась в апартаментах принцев, комната была приведена в полный порядок, а сами принцы умыты, причесаны и переодеты. Если бы не синяки, ссадины и царапины на физиономиях, ее величество могла бы решить, будто мальчишки прилежно грызли гранит наук, и лишь ее появление оторвало принцев от этого увлекательного занятия. Однако королева Екатерина не была слепой. У трех Генрихов, лакеев и даже у графа де Лош души ушли в пятки, когда ее величество медленно окинула их взглядом больших чуть на выкате глаз.
— Что все это значит, граф? — ледяным тоном осведомилась королева и Жорж-Мишель понял, что новенькая шпага, отель на улице Бетези и прочие атрибуты взрослой жизни не помогут ему, коль скоро ее величество распорядится его высечь. Во рту графа вмиг пересохло. Молодой человек побледнел и опустил голову.
— Я полагала, — тем же немилостивым тоном продолжала Екатерина, — что вы, как самый старший, будете оказывать благотворное влияние на своих юных родственников. Но вместо этого вы каждодневно являете собой пример легкомыслия и нерадения в учебе…
Шевалье Жорж-Мишель мечтал провалиться сквозь землю. К антиподам.
— Жорж не виноват, — робко подал голос принц Беарнский. — Он нас мирил… — совсем тихо добавил мальчик, замерев под совиным взглядом королевы.
— Вот как, — Екатерина поджала губы. — Ну что ж. Значит, наказаны будут только трое. А через пять дней я проверю, чему вы научились, кроме проказ и драк.
Провинившиеся молча поклонились, мысленно молясь, чтобы наказание не было слишком суровым. Принцу де Жуанвилю, точнее новому герцогу де Гизу хватило ума, а принцу Беарнскому великодушия не говорить, в чем была причина ссоры. Граф де Лош с грустью размышлял о том, что в ближайшие пять дней ему придется оставить развлечения и засесть за книги, а Генрих де Валуа с еще большей грустью думал, как несправедливо устроен мир. Ну в чем он провинился? Всего-навсего хотел остановить драку, а потом, сам не ведая как, оказался в нее вовлечен. Неужели за это стоит наказывать? По справедливости надо было наказать одного Гиза, но спорить с матушкой, когда она пребывала в дурном настроении, было не только бесполезно, но и опасно. Да и Беарнец молчит. А кому, как не ему, жаловаться на Гиза?