— С нами крестная сила! Что стряслось? — испуганно воскликнула боярыня.

— Ох!.. Такое!.. Фу! Отдышаться не могу! Бежал как угорелый.

— Да скажешь ли ты, что приключилось?

— Радость, матушка, мне большая!

— Ну!

— За Катюшку можно мне снова посвататься, теперь без помехи: жениха-то ее, Дмитрия Ивановича, намедни душегубы в лесу прикончили!

— Тьфу! Шалый! Человека убили, а он радуется! Безбожник! — с сердцем воскликнула боярыня, а потом, перекрестясь, добавила: — Царство небесное Дмитрию Ивановичу. Не думал, чай, он, горемычный, что умереть ему без покаяния доведется. Всякому своя смерть… Так ты говоришь, там с пуд земляники набрано? — вернулась она к разговору с ключницей.

Александр Андреевич перебил ее:

— Матушка, теперь тебе опять съездить к Кречет-Буйту- ровым надо.

— Не поеду, — отрезала она.

— Как же так? — растерянно пробормотал он.

— Да так же — не поеду да и все.

— Ну почему же?

— Довольно с меня и одного раза было. Опять, может, придется вернуться не солоно хлебавши. Посылай, кого хочешь, а я не поеду — не радость мне соромиться.

— Да что же это, матушка?

— А то же… Не поеду, вот и весь сказ. Ну, иди, иди отсюда, не мешай нам!

— Коли так, то я и сам съезжу, — воскликнул Александр Андреевич, поспешно направляясь к двери.

— И хорошо сделаешь… Так ты говоришь, земляники… — стала продолжать боярыня прерванный разговор с ключницей.

Между тем Турбинин спешно прошел на свою половину и начал собираться. Он решил не откладывать дела; в успехе сватовства он теперь почти не сомневался. Через час он, верхом на коне, уже съезжал со двора.

— Заехать разве за Марком Даниловичем? Может, он не прочь будет со мною отправиться. Все лучше, чем одному — как будто бы и со сватом.

Он поскакал к усадьбе Марка. Племянник Степана Степановича охотно согласился поехать с ним.

— Ну, что-то будет! Неужели и теперь отказ получу? Помоги, Боже! — говорил Александр Андреевич, въезжая во двор усадьбы старого Кречет-Буйтурова.

Степан Степанович встретил их очень радушно.

— Что долго не заглядывал, Лексашка? И ты, племянничек, хорош — где б дядю навестить, он и носа не кажет. Входите, входите да присаживайтесь…

Потом, как водится, старый боярин крикнул Ваньку и велел подать угощенья. Гости отказались, но он и слушать не хотел,

— Что ты будто маленько не в себе? — заметил хозяин Турбинину, который, видимо, волновался.

Тот замялся.

— Дело есть у меня к тебе, — ответил он.

— А вот откушай, тогда поговорим.

Когда закуска подходила к концу, Марк Данилович понемногу начал сводить беседу на должную почву.

— Дмитрия-то Ивановича душегубы зарезали…

— Уж и не вспоминай! Вспомяну — инда мороз по коже бежит. И ведь говорил я ему — оставайся ночевать: нет, поехал!

— Судьба его, знать, такая, — вставил замечание Турбинин.

— Судьба-то судьба, а только и дураком не надо быть.

— Кажись, ведь он женихом Катюши был?

— Да… Признаться, очень я хотел за него Катьку устроить, да не судил Бог. Ох-ох, грехи наши тяжкие!..

— За кого же теперь думаешь?

— А не знаю. Тужить нечего— женихи найдутся.

— Вестимо, найдутся. Ведь вот и я к тебе вроде как сватом.

— Ты! Ах, дуй тебя горой! За кого же ты Катьку сватать хочешь? — сказал Степан Степанович, с усмешкой поглядывая на вспыхнувшее лицо Александра Андреевича.

Гости поднялись с лавок и отвесили боярину низкий поклон.

— Просит тебя Александр Андреевич выдать за него дочку твою Катерину Степановну, — с новым поклоном проговорил Марк Данилович.

— Слезно молю: отдай за меня Катерину Степановну!

Люба она мне пуще света белого. Бью тебе челом на просьбе моей такой.

И Александр Андреевич поклонился в землю Степану Степановичу. Тот сидел, задумчиво опустив голову.

— Молода она еще…

— Моложе ее замуж выдают, — возразил ему племянник.

— Опять же приданое за ней невелико, — сказал старик и лукаво уставился на Турбинина.

Александр Андреевич так и замахал руками.

— Да нешто мне надобно приданое? Да хоть никакого!

— Твоя мать согласна ли будет? Может, ты впоперек ей идешь?

— Да ведь матушка сама приезжала ее сватать.

— Ну, коли так, будь по-твоему — бери Катьку!

Турбинин, вне себя от радости, бросился обнимать хозяина.

— Постой, постой! Этак ты меня и задушишь грехом! Ванька! Позови-ка сюда боярыню!