Завод стоял здесь так давно, что сделался частью окружающей природы. Он воспринимался столь же естественно, как прожилки полевого шпата в камне. Казалось, здесь уже не один век гудят домны и разносятся оглушительные удары могучего парового молота. И даже исчезновение окрестных лесов (с какой быстротой они превращались в древесный уголь в прожорливых печах Кембла!) представлялось вполне естественным: холмы просто освобождались от них, открываясь природным стихиям.

Кембл был не из тех старых холостяков, кто замыкается на работе и самом себе. Наоборот, он очень любил гостей и раз в неделю открывал двери своего дома для всех желающих отведать плоды его щедрого гостеприимства. Чаще всего у него собирались такие же холостяки, но по неписаному правилу местного этикета каждый уважающий себя человек должен был хотя бы раз навестить Машмур (так назывался «замок» Кембла). Насколько мне известно, здесь регулярно появлялся полковник Тайер, а также его офицеры и преподаватели. Бывали у Кембла и визитеры, навещавшие империю Тайера. Достаточно ценились заезжие гости: художники-пейзажисты, нью-йоркские писатели, актеры. Иногда к нему заносило какого-нибудь правительственного чиновника или очередного реформатора, полного наполеоновских замыслов.

Много лет назад я помог брату Кембла выпутаться из весьма неприятной истории, связанной с земельными махинациями в Воксхолл-Гарденз (иногда диву даешься, сколько известных названий мы по-обезьяньи переняли у англичан!). С тех пор Кембл мечтал увидеться со мной. Когда мы переселились в Нагорья, он раз десять зазывал меня в гости, но был я у него всего однажды. Не скрою, мне льстили приглашения Кембла, однако общество книг и шифровальных таблиц устраивало меня больше, чем общество его гостей, и ужас, вызванный необходимостью поддерживать учтивый разговор, перевешивал все прочие радости поездки в Машмур. Правда, так я рассуждал до известных событий, вынудивших меня временно переселиться в Вест-Пойнт. Я вдруг почувствовал, что покрываюсь плесенью в безупречно чистой гостинице Козенса, что вокруг вижу лишь людей в серых и голубых мундирах, а мысли наполняют призраки Лероя Фрая и Рендольфа Боллинджера. Гости Кембла стали казаться мне меньшим злом в сравнении с жуткой повседневностью академии. Словом, когда от Кембла пришло очередное приглашение, я чуть не запрыгал на одной ножке и решил отправиться в Машмур.

Да, читатель, я вырвался на свободу. Вместо расшифровки безграмотной писанины из дневника Фрая я скатился на собственном заду по обледенелому склону холма. Этот спуск взбодрил меня. Я встал, отряхнулся и… недоуменно уставился на полузамерзший Гудзон. Обещанной в приглашении барки не было. Я даже спросил у караульного солдата, способна ли погода заставить Кембла отказаться от своих намерений – ведь ледяной панцирь медленно и неотвратимо сковывал реку.

Но страхи мои оказались напрасными. Не прошло и нескольких минут, как в двадцати ярдах от меня причалила барка Кембла. Заводчик все любил делать основательно и с размахом. С каждого борта сидело по шестеро гребцов! Мне оставалось лишь усесться мокрым задом на такую же мокрую скамью и отдаться путешествию.

Я закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Вода помогла мне в этом. Я ощущал дыхание реки. Оно слегка отдавало серой (возможно, так пахла не вода, а барка, на которой вполне могли перевозить порох). Натыкаясь на льдины, наше судно взбрыкивало, точно лошадь. К счастью, оно не становилось на дыбы. Вскоре лед на два с лишним месяца скует поверхность реки, и тогда по ней будут ездить на санях… Волны стали тише, и гребцы уже не так глубоко погружали весла в воду.

Лопасти весел поддевали сгустки ила, клочья водорослей. Одному из гребцов попались обрывки бредня, каким ловят угрей, другой поддел крышку от табачной коробки.

Причал появился внезапно. В сумерках он почти сливался с дымкой, висевшей над берегом. Я бы и принял его за туман, если бы не протянутая рука в перчатке.

Руку мне протянул кучер Кембла. В своей ливрее ванильного цвета он был похож на блестящую монетку. Заводчик прислал за мной двуколку с большими колесами, запряженную парой белых лошадей. Если б не валивший из ноздрей пар, их можно было спутать с мраморными статуями.

– Пожалуйте сюда, мистер Лэндор, – сказал кучер.

Расторопные слуги успели сколоть лед с причала и очистить короткую дорогу, ведущую к дому Кембла. После качки на барке поездка в двуколке показалась мне плавным скольжением. Столь же плавно экипаж остановился у крыльца. На площадке, под массивным портиком, стоял заводчик Кембл собственной персоной.

Зрелище было внушительное, как и массивная фигура Кембла. Голову свою с горделиво топорщившимися жесткими бакенбардами он держал прямо, зато ноги были чуть согнуты, словно он восседал на коне. Надо признаться, толстое красное лицо моего хозяина было достаточно уродливым и отталкивающим. Но сейчас оно все светилось радостью от встречи со мной. Полуоткрытый рот (правильнее сказать, пасть) приветливо улыбался. Кембл тут же зажал мою руку в своих ручищах. Ни дать ни взять – людоед из детской сказки, который того и гляди тебя проглотит.

– Лэндор! Ну наконец-то! Как же давно вас здесь не было. Пойдемте скорее в дом – в такую погоду даже бродячая собака норовит куда-нибудь забиться… Боже, да вы совсем промокли! А ваш плащ? Смотрю, вы где-то его ухитрились порвать. Не беда, у меня для таких случаев припасено достаточно одежды. Не бойтесь, она не моих размеров. Вам вполне подойдет. К тому же, осмелюсь заметить, она будет чуть помоднее. Впрочем, до чего это глупое словечко – «мода»!.. Дайте-ка на вас взглянуть, Лэндор. Смотрю, вы заметно отощали. М-да, хлеба академии идут на пользу только крысам. Но ничего, этим вечером вы наедитесь до отвала. Так, что вся ваша новая одежда начнет трещать по швам!

Через двадцать минут я облачился в новенький, с иголочки, сюртук и жилетку с воротником-шалькой. Принаряженный, я вошел в кабинет Кембла. Размерами своими эта комната раза в четыре превосходила кабинет Папайи. Ее стены украшали панели из тех же деревьев, что питали печи для обжига древесного угля. Слуга оживил огонь в камине, подкинув туда несколько поленьев. Второй слуга принес графин с мадерой, а третий – бокалы. Я взял сразу два бокала, дабы потом не отвлекаться. Кембл удовлетворился одним. Заводчик подошел к венецианскому окну. За окном простиралась лужайка, а дальше блестел наполовину покрытый льдом Гудзон. Его, Кембла, Гудзон. Отсюда поверхность реки казалась неподвижной, будто озерная гладь.