Ронни, глядевший на него в крайнем изумлении, спросил:

— Ты не врешь?

— Конечно, не вру. Если ты до сих пор не понял, что Сью — идеальное создание, а обижает ее как раз…

— Она была с ним на крыше!

— Ну и что? Я тоже бывал с тобой на крыше, но если ты думаешь, что ты мне нравишься… Да Монти вообще влюблен в другую! Он мне сам говорил, такая Гертруда Баттервик. Интересно, в родстве она с Лапой Баттервиком, который тыкал себе в лицо помадой, чтобы кредиторы решили, что у него…

Ронни застонал и задергался.

— Господи, что я натворил?!

— Да уж, не без того.

— Я негодяй!

— Это верно.

— Меня убить мало!

— Верно и это.

— Нет, такого…

— Хватит, — сказал Галли, — прибереги это для Сью. Сейчас я схожу за ней.

Действительно, через минуту он втащил Сью в бильярдную.

— Так, — властно сказал он. — Действуй. Ползай, лижи паркет, катайся кверху лапами. А я пойду побеседую с моими сестрицами.

Лицо его стало каменно-суровым.

— Ничего, — посулил он, — я им испорчу чай.

Проскакав по лестнице в той манере, какую осуждали его подагрические ровесники, он обнаружил в гостиной только леди Джулию. Она сидела в кресле, курила, листала журнал. Чай, который он думал испортить, уносили Бидж и лакеи.

— Ты опоздал, — сказала сестра. — Видишь, чай уносят.

— Чай! — воскликнул брат и какое-то время только дымился. — Ну, Джули, — начал он, когда закрылась дверь, — пришла нам пора побеседовать.

— Галли, какой тон! Что-нибудь случилось?

— Сама знаешь, — отвечал он. — Где Конни?

— Кажется, кому-то звонит.

— Что ж, начнем с тебя.

— Галли, что за…

— Отложи журнал!

— Пожалуйста.

Галахад подошел к камину и стал к нему спиной. Да, огня нет, но все же так вернее.

— Джули, — сказал он, — мне противно на тебя смотреть.

— Да? Почему же?

— Какого черта ты настраиваешь своего кретина против Сью?

— Ну что ты!

— А что ты тогда делаешь?

— Возможно, я ему намекнула, что глупо жениться на девушке, если она тебя не любит.

— Ты считаешь, она его не любит?

— Да вроде бы.

— Может быть, она любит Монти?

— Скорее всего.

— Если ты зайдешь в бильярдную, — сказал Галли, — ты переменишь мнение.

Леди Джулия дрогнула.

— Что ты имеешь в виду?

— А ты посмотри. Я лично чуть не заплакал. В жизни не видел такой пары. Вызывает, я бы сказал, чистое умиление. Все невзгоды позади…

— То есть как?

— …плачут, обнимаются. Посмотри, очень тебе советую. Вряд ли там перерыв. Конечно, я побежал к тебе. Уж как ты старалась, и что же? Ничего, мир и любовь.

Галахад расправил фалды, как бы подставляя спину невидимому пламени, и заключил свою повесть:

— Словом, хватит портить им жизнь.

Леди Джулия, при всем своем потрясении, духом не пала.

— Как ты странно выражаешься! Всякая мать дает советы сыну. Бедный Ронни слаб умом и к ним не очень прислушивается, но если бы ты случайно пошел не в ночной клуб, а в театр, ты бы знал фразы «Это еще не конец» или «Время покажет».

Галли посмотрел на неукротимую леди с чем-то вроде восхищения.

— Однако!

— В каком смысле?

— Ты с детства… ну, сильна духом.

— Благодарю.

— Помню гувернантку. Придет, увидит Конни и думает: «Какая плохая девочка!» Тут являешься ты — льняные локоны, голубые глазки. Она думает: «Слава Богу!» — и не знает, заметь, что перед ней — самый вредный экземпляр Шропшира.

Леди Джулия радостно засмеялась:

— Ну, Галли!..

Галахад поправил монокль.

— Значит, остаешься на ринге?

— Остаюсь.

— Чем тебе Сью не угодила?

— Не люблю певичек.

— Джули, какая она певичка?!

— Я не разбираюсь в их видах. Нет твоего опыта. Певичка — значит, певичка.

— Иногда, — задумчиво сказал Галли, — мне хочется тебя утопить.

— Вероятно, в мальвазии.

— Неужели ты не понимаешь, что она прекрасный человек? Если хочешь, истинная леди?

— Вот скажи, — так, для сведения, — она, случаем, не твоя дочь?

— Нет, не моя. Ее отец — капитан ирландской гвардии Джек Коттерли. Они с Долли поженились, когда я был в Южной Африке.