— Товарищи офицеры, завтра сдаем одну из самых важных задач — стрельбы. Стреляем малыми калибрами. Я уговорил командира, — Моргун придал своему лицу особенное выражение, — стрелять обоими бортами. Сначала побросаем бочки, потом расстреляем их на циркуляции. Стрельбы до потопления. Надеюсь, в моей седеющей голове не появится нового серебра от стыда за боевую часть два…

Асеев при этих словах встрепенулся, но промолчал.

— Прошу грамотно поставить задачу личному составу, — продолжал старпом. — Рекомендую во время учебной тревоги отработать условно пару задач и для главного калибра.

Через несколько минут, учитывая важность момента, я построил службу «С» на юте.

— Ну что, герои-снабженцы! Завтра стрельбы. У нас непосредственно жмет на гашетку один Тойменов, — и я глянул на левый фланг, где из-за плеча Федорова торчал козырек пилотки Тойменова, — остальные на подачах и в аварийных партиях. Надеюсь, товарищи матросы и старшины, не посрамим честь самого боевого на корабле подразделения.

— Никак нет! — почти хором.

На следующий день, разбросав на сложном маневре бочки и отойдя на приличное расстояние, врубив самый полный, плавающая база «Амгунь» начала зачетные стрельбы.

Все ждали команды — моряки, приготовившись бежать на боевые посты, офицеры штаба с секундомерами в руках, адмирал поглядывал на командира.

Но тот, как всегда спокойно, тянул сигарету за сигаретой.

Вот сейчас раздадутся звонки, срывающие всех в едином порыве — к бою! К бою! К бою!

Ну вот же, ну сейчас!..

Потом, когда бочки придут на траверз, объявлять тревогу будет поздно — проскочим и не поразим!

Вот уже и старпом отбивает такт ногой, как солист в оркестре во время затянувшейся паузы.

Ну же! Пора! По-ра!

Но Соловьев заходит в рубку, бросает взгляд на гирокомпас и командует:

— Обе — вперед самый полный!

Ощутимо завибрировала палуба.

Ну пора же! Не успеем! Что же он делает?!

И вдруг как выстрел: «Тревога! Учебная тревога!» Старпом прыжком к аварийным звонкам, — и понеслось!

Так давно уже не бегали! На одних носочках, как балерины в прыжках, взлетали на боевые посты, и автоматы уже заворочались, отыскивая цели, и вот уже первая бочка на траверзе, и кажется, все готовы к этому слову, но все равно оно бьет неожиданно:

— Огонь!

Загрохотало, застучало, засверкало даже в лучах солнца. К бочкам потянулись малиновые пунктиры снарядов. Было отчетливо видно, как, не долетая до цели, они отскакивали от поверхности воды и рикошетом уходили в небо. Но вот ближе, еще ближе… вот видно, как дернулась бочка, словно подпрыгнула, — и быстро исчезла в волнах.

Только третий автомат с левого борта еще молчит. У меня проносится: «Тойменов! Ну что же ты! Эх, Тойменов, Тойменов, опять сказку читаешь на автомате…»

Мне в иллюминатор виден этот автомат, виден и Тойменов, влипнувший в прицел. Чего же он тянет?!

Но вот наконец задергался ствол, засверкало из дульной воронки… Я облегченно вздохнул и проводил рассеянным взглядом тойменовские трассы.

И… не поверил глазам: он с первого выстрела всаживал в бочку снаряд за снарядом, как гвозди вбивал в мягкое дерево — одним ударом. Бочка затонула в секунды. Тойменовский автомат смолк, легкий поворот ствола — и, опережая пунктиры других пушек, его снаряды подбросили вторую бочку и не опустили ее, пока она не затонула. На мгновение вспышки у ствола исчезли и опять засверкали, посылая погибель третьей емкости из-под растительного масла, еще не списанной в книге учета службы снабжения, в графе «бочкотара». Короткая очередь — и ствол ищет очередную жертву, которую уже почти нащупала очередь соседнего автомата. Но Тойменов и здесь успел на долю секунды раньше. Две пушки скрестили свои интересы на одной цели. Все было кончено в течение мгновений. А вокруг еще грохотало и сверкало, корабль уже проходил строй бочек, вернее, бывший строй; правый борт добивал последнюю бочку из двух автоматов уже за кормой. Приятно пахло порохом.

Все были возбуждены. Адмирал, задрав козырек фуражки, потирал от удовольствия руки:

— Ну как, флагманский артиллерист, уложились в нормативы?

— Вполне, товарищ адмирал!

— Асеев, — крикнул адмирал высунувшемуся из ЦАПа командиру БЧ-2, — что за орел у тебя на третьем автомате с левого борта? Пригласи его сюда!

Через несколько минут, робко озираясь, на мостике появился Тойменов. Растерявшись от скопища людей, да еще с большезвездными погонами, он совсем испугался, но увидел меня — приободрился. Подошел к адмиралу строевым шагом, звонким голосом прокричал:

— Товарищ адмирал, матрос Тойменов по вашему приказанию прибыл!

— Да ты, оказывается, — соколенок! — улыбнулся адмирал. — Благодарю за меткую стрельбу!

Тойменов бросил руку к козырьку и лихо выпалил:

— Служу Советскому Союзу!

— Держи краба! — сказал адмирал, и матрос нерешительно протянул ему руку.

— Ты где стрелять научился, товарищ Тойменов? Охотник, наверное?

— Никак нет, товарищ адмирал, я не охотник. В школе стрельбой занимался и в учебном отряде. А так не приходилось… — и он виновато улыбнулся.