— Она отправилась к Спикам принести свои соболезнования.

Оскар сморщил нос.

— Вот дает! С женщинами-миссионерками одни проблемы! Надеюсь, мистер Стэнли не узнает?

— Бисмалла! Я совсем забыл о нем! — спохватился Бёртон.

Журналист Генри Мортон Стэнли недавно приехал в Лондон из Америки. Его происхождение для всех оставалось загадкой; уэльский акцент позволял предположить, что, несмотря на все свои заверения, он не был стопроцентным «янки», и ходили слухи, что его зовут совсем не так, как он представляется. Стэнли наделал много шуму своими статьями и особенно рьяно интересовался экспедициями Королевского географического общества. Дружил он с доктором Ливингстоном, во время дебатов о Ниле выступил против Бёртона, написав несколько весьма нелестных для него статей в «Империю». В одной он прямо обвинил Бёртона в убийстве мальчика, который стал случайным свидетелем того, как Бёртон чисто по-европейски справлял нужду в Мекке. Бёртон немедленно парировал, подчеркнув, что такой факт просто невозможен: он прекрасно знает местные обычаи, и у него безупречный арабский, так что все, с кем ему приходилось сталкиваться во время экспедиции, считали его арабом. Кроме того, если бы он действительно убил мальчика, его рано или поздно разоблачили бы и казнили.

В другой статье Стэнли нападал на Изабель, обвиняя ее в нетактичности и чрезмерной прямолинейности. «А вот тут он, пожалуй, прав», — невольно подумал Бёртон, и ему стало неприятно, что эти черты характера Изабель Стэнли заметил давно и пользовался ими в своих интересах.

Появилась миссис Энджелл с большим куском пирога.

— Надеюсь, мистер Оскар, ваш взыскательный вкус будет удовлетворен! — с легкой издевкой сказала она.

— О! У меня самые скромные вкусы, миссис Энджелл. Я всегда люблю самое лучшее!

Бёртон взъерошил ему волосы.

— Ладно, иди, Язва. Жду новостей — и получишь еще кусок.

Оскар собрал газеты и выбежал на улицу.

Когда они остались одни, Бёртон спросил миссис Энджелл:

— Вы слышали новости?

— Да, сэр. Пусть поможет ему Бог! А вы, наверно, ужасно потрясены?

— Он ненавидел меня.

— Сэр, его просто ввели в заблуждение.

— Нет, не совсем так. Репортеры уже стучали к нам?

— Бог миловал, сэр. Они, видно, думают, что вы еще в Бате.

— Вот и хорошо. Если позвонят, плесните на них помои из ведра. И, пожалуйста, никого не впускайте, миссис Энджелл. Я не хочу никого видеть.

— Конечно, конечно. Хотите что-нибудь поесть?

Бёртон пошел по лестнице к себе:

— Да, пожалуйста. И полный кофейник.

— Хорошо, сэр.

Пожилая дама с тревогой глядела на него, пока он не исчез в своей комнате, которую называл кабинетом. Она слишком хорошо знала Бёртона и догадывалась, какие чувства сейчас владели им.

— Кофе, еще чего! — ворчала она, спускаясь на кухню. — Бутылка бренди до вечера, никак не меньше.

Бёртон сидел в старом кресле, положив ноги на каминную решетку. В одной руке он держал стакан с бренди, в другой письмо, пришедшее с Даунинг-стрит, в котором было написано: «Сразу по возвращении в Лондон немедленно свяжитесь с канцелярией премьер-министра».

Он отхлебнул бренди и почувствовал, как по животу побежал огонь. Он очень устал, но не мог заснуть — тяжелый груз депрессии гнал сон прочь.

Чуть откинув голову и смежив веки, он стал вслушиваться в тишину. Этому трюку суфиев он научился по дороге в Мекку. Слух обостряет ум, часто поднимая из глубин сознания неожиданные идеи и озарения.

Он услышал, как слегка потрескивают полки с книгами — видимо, дерево реагировало на изменчивую температуру раннего вечера. Других звуков в кабинете не было, кроме его собственного дыхания и тиканья часов на каминной полке. Однако из двух больших окон доносилась приглушенная какофония столицы: топот ног по мостовой, пыхтение паросипедов, крик уличных торговцев, стук паромоторов винтостульев, пролетавших над домом, собачий лай, детский плач, урчание и шипение паролошадей, цокот копыт, вульгарный смех проституток.

И вот… шаги на лестнице.

«Чем же заняться?» — подумал Бёртон.

Негромкий стук в дверь.

— Войдите.

Появилась миссис Энджелл с подносом, на котором стояли большое блюдо с мясом, сыром и хлебом, а также чашка, сахарница и кофейник. Она поставила поднос на стол рядом с Бёртоном.

— Холодно, сэр, не зажечь ли огонь?

— Попозже, миссис Энджелл. Не поможете ли мне черкнуть записочку?

— Конечно.

Экономка, которая по совместительству являлась и секретаршей, тут же села за стол, вырвала чистый листок из кожаного блокнота и взяла ручку. Потом опустила перо в чернильницу и вывела под диктовку Бёртона: «Я в Лондоне. Жду дальнейших инструкций. Бёртон».

— Пошлите с бегунком на Даунинг-стрит, 10, пожалуйста.

Женщина с удивлением посмотрела на него.

— Куда?

— Даунинг-стрит, 10. И немедленно, прошу вас.

— Да, сэр.

Она взяла записку и удалилась. Бёртон слышал, как она, стоя у парадной двери, трижды дунула в свисток. Через полминуты появилась сверхсобака, выведенная из борзой. Накормив животное, экономка вложила письмо между ее челюстей и внятно произнесла адрес. Собака махнула хвостом — поняла! — и со всех ног помчалась на Даунинг-стрит.