— В эти пустыни так редко приносят что-нибудь, достойное быть спрятанным, — проговорил старик, неумело извиняясь за свою смелость; — я не хотел ничего дурного, просто взглянул туда.

— Да здесь, кажется, и людей найти трудно, — резко проговорил его собеседник, — страна хоть и древняя, но не очень-то заселенная.

— Я полагаю, что эта страна так же стара, как и все другие страны. Но вы не ошибаетесь относительно ее обитателей. Вот уже много месяцев взор мой не отдыхал на лице человека одного со мной цвета кожи. Повторяю, друг мой, я не хотел обидеть вас; мне хотелось только узнать, нет ли за этим холстом чего-нибудь, что напомнило бы мне былые дни.

Закончив это простое объяснение, старик медленно удалился, как человек, глубоко проникнутый сознанием, что всякий имеет право пользоваться, как желает, тем, что ему принадлежит, без вмешательства соседа в его дела. Вероятно, он почерпнул этот справедливый и благотворный принцип из привычек своей уединенной жизни. Возвращаясь к тому месту, где переселенцы раскинули свой лагерь — это место и в самом деле уже приняло вид лагеря, — он услышал, как глава переселенцев крикнул своим хриплым, властным голосом:

— Эллен Уэд.

При этом имени молодая девушка, которую мы уже представили читателю, хлопотавшая у огня вместе cо старухой, быстро вскочила и, пробежав мимо старика с легкостью газели, исчезла за складками запретной палатки. Ни ее внезапное исчезновение, ни описанные нами хлопоты по устройству палатки не вызвали ни малейшего удивления остальных переселенцев. Молодые люди, оставив топоры, так как рубка деревьев была закончена, с беспечным видом, присущим всем им, занялись делами: одни из них задавали корм животным, другие толкли в ступке железным пестом маис для каши. Несколько человек устанавливали повозки, располагая их так, чтобы они образовали нечто вроде укрепления для лишенного всякой защиты бивуака.

Работы были уже кончены, и мрак стал окутывать все предметы в прерии, когда старуха, легкие которой действовали без устали со времени остановки, так как она то бранила своих детей, то подгоняла тех из них, которые работали недостаточно быстро, объявила голосом, который можно было бы услышать на далеком расстоянии, что ужин готов. Каковы бы ни были нравственные качества жителей окраин, но они редко бывают негостеприимны. Лишь только переселенец услышал резкий голос жены, он огляделся вокруг, ища старика, чтоб предложить ему место за скромным ужином.

— Благодарю, друг мой, — ответил обитатель прерии на предложение присесть к кипящему котлу, — благодарю от всей души, но я уже поел сегодня, а я не из тех людей, что ускоряют смерть неумеренной едой. Но если вы желаете, я присяду к вам: я уже давно не видел, как люди одного цвета со мной едят свой хлеб насущный.

— Значит, вы уже давно поселились в этой местности, — сказал переселенец скорее тоном замечания, чем вопроса, и со ртом, набитым вкусной кашей, приготовленной его женой. Несмотря на свой отталкивающий вид, она была искусной кухаркой. — Там у нас говорили, что здесь жители разбросаны на далеких расстояниях, и должен признаться, что нас не обманули: после канадских купцов на Большой реке вы первый белолицый, которого мы встретили на протяжении целых пятисот миль, судя, по крайней мере, по вашему собственному счету.

— Нельзя сказать, что я живу в этой местности, хотя я и провел здесь несколько лет; у меня нет постоянного места жительства, и я редко провожу целый месяц на одном месте.

— Вы, несомненно, охотник? — продолжал переселенец, искоса оглядывая смешной наряд своего нового знакомого. — Ваше оружие не особенно хорошо для этого ремесла.

— Оно старо и близко к концу, как и его хозяин, — ответил старик, бросая на карабин взгляд, в котором выражались в одно и то же время и любовь, и сожаление. — Должен сказать, что и дел у него теперь немного. Друг, вы ошиблись, назвав меня охотником, я только траппер [3] .

— Раз вы траппер, то отчасти и охотник: эти два ремесла почти всегда связаны друг с другом в здешних местах.

— К стыду людей, силы которых еще позволяют им охотиться! — горячо сказал Траппер (мы будем продолжать называть его этим именем). — Более пятидесяти лет я носил мой карабин в степях, не расставляя западни даже для птицы, летающей в воздухе, а тем более для бедных животных, которым для спасения от преследования даны только лапы.

— Я не вижу разницы в том, как человек добывает нужные ему для одежды шкуры — с помощью ли ружья или западни, — сказал угрюмый товарищ переселенца. — Разве земля не сотворена для человека? Значит, все, что она дает, также служит ему.

— Для человека, живущего вдали от всякого жилья, у вас, кажется, слишком мало имущества, — отрывисто проговорил переселенец; перебивая товарища и как будто желая переменить разговор. — Надеюсь, что относительно шкур дело обстоит лучше.

— У меня мало потребности во всем этом, — кротко ответил старик. — В мои годы нужно не много еды и одежды. Я совсем не нуждаюсь в разных пожитках. Мне нужно только иногда немного добычи для того, чтобы выменять на горсточку пороха или дроби.

— Скажите, вы родились не здесь? — спросил переселенец.