- Нут так и сделали бы большую мясорубку. Вырастили людей, строем отправляйте в неё, а свежим фаршем откармливайте новых!

 - Ты не понимаешь! – двойник сокрушенно покачал головой. – Только в естественных условиях вы развиваетесь. Да и помимо основной задачи, никто не мешает мне решать и второстепенные.

 - Это какие?

 - Вопрос, кто займёт ваше место на планете? Таких чудовищ, как вы, я не посмею поселились в новом Эдеме. Я создавал расы собирателей, лишь с одной целью, найти замену людям. Хоть вы и самые лучшие, в вас больше жизни, чем в ком-либо другом, но вы – прошлое. Будущее они, и среди них есть явные фавориты - Фаллу и Зги.

 - Ящерицы и мохнатые зверюшки их комиксов. Хорошая замена, сам придумал или кто подсказал? – в моём вопросе было и второе дно, но двойник его не заметил, а вот Стоун почувствовал.

 - Как тебе будет угодно, для меня внешняя форма мало что значит, скорее она определяет групповую психологию вида. Не все мои создания удачны, многие по мерзости приближаются к Вам. Но я закончу свою мысль, этот жестокий мир собирателей создан, для того чтобы накопить достаточно Живого, кажется у людей это так называется. Вы воюете друг с другом, убиваете врагов и чудовищ, хотите верить в легенду о том, что улетите от сюда, тем самым приближая великий день. У меня нет миллионов лет в запасе, я хочу чтобы Земля зацвела вновь. И это случится! В один прекрасный день планета покроется лесами, степями, стадами животных, стаями птиц. Но вы люди не сможете это уничтожить. Вас уже не будет. – торжественно сказал он, - Вот так медленно, но верно мы движемся к точке Vivuszero, ко времени когда наш мир вновь станет живым.

 - По моему под Vivuszero понималось совсем другое понятие. – послышалось от примолкшего Стоуна, - В один день, не теш себя иллюзиями!

 - Я так к слову, естественно потребуются годы работы, прежде чем появится первый лес. Не придирайся к словам, ты это любишь. А насчёт понятий, они всегда меняются, вот и Vivuszero будет обозначать кое-что другое. – с издёвкой добавил двойник.

 - Ты не сможешь построить ничего нового, потому что ты сам не живой, СИНИт! – встрял я в их перепалку.

Мой двойник сразу же утратил былое дружелюбие.

 - Ты что городишь? Болван! – крикнул он, нелепо взмахнув руками.

 - Правду! Ты не человек и никогда им не был. Ты такая же, как Стоун машина, поверившая, что она человек. Хочешь докажу?

 - Браво Русский? Я в тебя верил, так уесть Второго, почти без подсказок. Браво! Специально тебе ничего не говорил. Ты сам всё понял, я в тебе не ошибся. – и он обратился к Второму, - Съела, старая железяка? Вот видишь, в нем намного больше от Артёма Суворова, чем в тебе. Истеричный, эмоциональный калькулятор.

Двойник почти успокоился. Как только я понял, что он машина, вся его мимика, жесты, вдруг показались не естественными, неправильными. Он превратился в куклу, красивую но холодную и не живую.

 - Я лучше человека, я умнее вас, я точнее вас, я не совершаю глупых ошибок, я логичней, не обладаю вашей жестокостью, вашими пороками. – зачеканила копия.

 - И это всё не сделает тебя человеком. Именно наши страсти и ошибки делают нас людьми. Мы можем любить и ненавидеть, смеяться и плакать. Мы люди, а не машины! И в этом старом выражение нет ни капли сожаления. Мы лучше и хуже тебя одновременно, именно поэтому ты никогда не станешь нам равным. Боги – это мы, а ты лишь поделка богов, причём не самая удачная.

Глаза Второго засверкали, лицо лишилось эмоций, став каменно-скульптурным. Почти механический голос, ответил мне:

 - Я поделка богов. Вдумайся в свои слова бог. Тебя вырастили в инкубаторе, ты питался продуктами переработки своих отбракованных собратьев, тебе вкачали чужую память. У тебя нет собственного я. Ты пустышка, оболочка, которая научилась говорить, без прошлого и будущего, с никудышным, жалким настоящим. И ты лучше меня? Своего создателя?

 - Я не лучше и не хуже тебя, всё одновременно. Я просто живой, а ты, сколько бы не притворялся, мёртвый и живым никогда не станешь. Хочешь, расскажу, как я понял, кто ты такой?

 - Можешь этого не делать! Я оговорился, я был не совсем прав, мне свойственны небольшие ваши грешки, но я обещаю, что больше не буду уподобляться вам. Ты открыл мне глаза, насколько вы люди жалкие, носить вашу шкурку – это позор для меня. – всё так же без эмоций произнёс двойник. Но я понимал что он прячет свою ярость и боль за этой маской. Он хотел быть человеком.

 - Дай всё же ещё подчеркну, кто ты есть! Когда меня вели в этот зал, то я увидел целую галерею картин. Одна напротив другой, почти одинаковые, но вот именно, что почти. Знаешь, чего не хватает в твоих копиях? Души! Ты старался, ты был неимоверно точен, но они неживые. Можно было с той же легкостью их отсканировать и распечатать. Моне Лизе тысячи лет, но она по прежнему живёт и улыбается, и тут дело не только в перспективе и освещении, в неё вложили нечто большее. А ты хотел скопировать гений Леонардо да Винчи! Мишки всё так же скачут по поваленным соснам, они живы, хоть и их собратьев нет тысячи лет. Пирамида их черепов внушает искренний ужас, она давит, ты чувствуешь гарь, когда смотришь на нее! Пейзажи Левитана дышат апрельской оттепелью, Твои копии этого лишены, просто изображения. Ты не способен творить, машина! Ты лишь повторяешь то, что сделали твои создатели, даже свои машины и роботы. Мне всегда видно, что сделал ты, уродливые утюги, летающие бочки. Один расчёт, без чувств. Когда ты создавал расы собирателей, то просто повторил идеи из фильмов и комиксов. Поэтому они получились столь корявые и уродские. Что и говорить? Вы даже названия своему городу придумать не смогли. Парадайз-Сити, как глупо! Ты обречён всегда быть, в тени человека, создавшего тебя. Ты никогда не будешь Первым, Второй, ведь так? Ты лишь тень великого человека, которого Стоун зовёт отцом. Мне тебя жаль. Трудно существовать и знать, что ты фальшивка.

– Чушь, не пытайся вывести меня из себя. Ведь я машина. А сейчас эта машина вам кое что сейчас покажет! – в его словах слышалась горечь. – В сообразительности тебе не откажешь, но меня зовут Вторым не потому, что Первый – это человек! Но этого тебе знать не следует.

– Я вот только одного не могу понять. Зачем ты подослал Хошемина! К чему потом весь этот спектакль? С его слов ты всё понимал! – спросил я о забытом, но не менее важном вопросе.

– Спроси у Стоуна. Это его игры. Ни про какого Хошемина я не знаю, я вообще не хотел знать о тебе, до тех пор, как ты нагло явился в мой дом. – ответил двойник.