Шрифт:
— Как это?
— А вот так, Катя! Это ты знаешь, что я не виноват. А они нарисуют отличную версию. Ты меня привела, а я взорвал.
— И что нам делать?
— Бежим вниз! Я уйду через черный ход, а ты закроешь дверь и опять наверх. Но обо мне ни слова! Я сам тебя найду…
Через три минуты Ефим Нилов сидел в синей «Ниве», которую Харченко медленно вел по спящим переулкам.
В ночной тишине был слышен вой полицейской сирены. Но это было уже далеко…
Не надо быть гением, чтоб понять, кого хотели взорвать в палате номер восемь. Танкист Кочергин сразу поставил все точки на свои места.
Он решил не встречаться с полицией. Во всех газетах пишут о связях силовиков с криминалом. И кто пытался его убить, это еще бабушка надвое сказала.
Василий Ильич сразу после взрыва позвонил Дунаеву. А поскольку кабинет главного врача находился вдалеке от восьмой палаты, Вадим смог пробраться туда и вывезти Кочергина из больницы.
Конечно, пришлось давать взятки врачу и охране, но те, кто берут, обычно об этом молчат.
Не сразу следователи поняли, что в хирургическом отделении пропал охранник Кочергин, пострадавший по делу об ограблении салона «Сезам». Именно тот человек, которого накануне переселили во взорванную палату.
Была даже версия, что взрывной волной больного выбросило из окна. Оперативники побежали вниз, но на газоне следов тела не обнаружили…
Вадим Дунаев повез Кочергина не к себе, а вызвал Мишу Лифанова, который поехал вместе с танкистом на свою дачу.
Все это происходило около двух часов ночи.
Когда они добрались до щитового домика, то им хватило сил только для того, чтоб доползти до диванов.
Засыпая, Лифанов успел сказать стандартную фразу: «Утро вечера мудренее»…
Харченко тоже не спалось. Он с удивлением понял, что не так страшно бить человека подсвечником. Нож, кастет, топор и канделябр — это вещи привычные. А вот бросать гранату под кровать неприятно. Вроде ты не просто убил, а совершил какую-то подлость…
Паша Харченко очень переживал. Он и сам не спал, и Ефиму не давал.
— Послушай, Нилов, ты много раз убивал людей?
— Нет, Паша, не часто. Всего два раза. Да и не люди это были, а сволочи. Один из них — стукач в лагере. А второй — жадный барыга, который кинул нас по-черному.
— Да, таких тварей не жалко. Но вот этот охранник был совсем не при делах. Он случайно подвернулся.
— Это точно! Жалко мужика. Но у каждого своя судьба. И заметь, что мы с тобой исполнители. Нам шеф сказал — мы выполняем.
— Верно, исполнители! А тебе, Нилов, не надоело бегать на побегушках?
— Как тебе сказать, Паша. Можно и так жить, но за хорошие деньги. А что нам платит шеф? Гроши! Это не справедливо.
— И он даже спасибо не говорит! Шеф считает, что мы шестерки! Давай выпьем, Ефим.
— За справедливость!
В два часа ночи Харченко встал, включил свет и пошел к холодильнику.
Ефим тоже встал. Он очень хотел спать, но неприлично отказываться, если тебе предлагают выпить.
Они сели у окна и приняли по сто пятьдесят.
Харченко сразу перестал переживать и начал высказывать крамольные мысли.
— Вот скажи, Ефим, кто делает основную работу? Мы или шеф?
— Мы, Паша!
— А кто гребет большую часть денег? Мы или шеф?
— Он, гад, гребет!
— Это честно?
— Нет, Паша! Шеф нас эксплуатирует, как кулак батраков. Это нельзя терпеть!
— Вот какая ситуация. Низы не могут терпеть, а верхи не хотят делиться прибылью.
— Что будем делать?
— Есть у меня, Нилов, идея…
Они прикончили первую бутылку, и Харченко начал докладывать свой план.
Дело в том, что несколько дней назад Павел был на квартире у шефа. И тот позвонил женщине по имени Эльвира. Это очень странное имя, если не сказать больше!
Харченко слышал, что шеф в ходе разговора уточнял форму перстня, размер и цвет рубина. Создавалось впечатление, что мадам Эльвира заказчица налета на салон «Сезам».
И еще, шеф говорил с ней подобострастно! И даже не как ее подчиненный, а как скромный влюбленный.