— Хорошо, хорошо. Я сейчас приду.

Бланш взяла с камина письмо, адресованное Девис-Роту и, показав лакею, спросила:

— Вы можете это отнести? Дело очень срочное.

— Как только передам хозяину ответ мадемуазель, я сейчас же исполню ее поручение.

Через пять минут Бланш увидела в окно, как Одар вышел из калитки на Лионскую улицу. Удостоверившись, что никто не будет свидетелем ее разговора с Руссераном, она направилась к нему.

Однако гувернантка не спешила, поминутно останавливалась и размышляла, как себя вести. Пока нет уверенности, что ее радужные мечты сбудутся, рисковать нельзя. Но заводчик ей надоел. Какая мука — все ждать чего-то… Что он может предложить ей, кроме незаконной связи? Будь он по крайней мере вдов!

Руссеран сидел на постели, бледный и взволнованный; голова его была забинтована. Протянув руки навстречу Бланш, он жестом и взглядом умолял простить его. М-ль де Мериа взяла руки больного и сжала их.

Он молча, с обожанием смотрел на нее. Большие темные круги под глазами гувернантки, подчеркивавшие смуглость ее кожи, были следствием бессонной ночи, но Руссеран увидел в них неопровержимое доказательство ее нежных чувств к нему. Как он ее любил! Эта женщина была не только умна, но и хорошо воспитана. История с Анжелой, несомненно, была ей известна, и все же она его прощала. Только истинно светские женщины способны возвышаться над пошлыми предрассудками!

Несмотря на слабое сопротивление Бланш, Руссеран покрыл ее руки долгими поцелуями.

— Почему вы не хотели прийти? — спросил он. — Я так жаждал вас видеть!

— Я скажу об этом после, — ответила м-ль Мериа, пытаясь высвободиться. — Я пришла бы и сама. С вашей стороны было неосторожно посылать за мною.

На лице заводчика отразились удивление и тревога.

— Успокойтесь, — продолжала Бланш, — подумайте лучше о себе, о том, что говорить на суде.

— На суде?

— Ну да, на суде. Ведь следователь, вероятно, посетит вас уже сегодня.

Лицо раненого омрачилось.

— Не волнуйтесь, — сказала Бланш, — и будьте мужчиной.

— То есть?

— Нужно стать сильнее событий, подчинить их себе, а не подчиняться им. Надо руководствоваться высшими принципами и не портить дела излишней откровенностью. Ведь вы — представитель партии.

— Объяснитесь! Посоветуйте, как мне выйти из смешного положения?

— Отрицайте все, и вы спасете себя. Отрицайте все, и от этого нелепого дела у вас останется только шрам на лбу. Вам нетрудно будет убедить следователя в своей невиновности.

— Вы думаете?

— Он — из наших друзей. Все улажено благодаря вмешательству влиятельных лиц. Мне, к счастью, удалось заинтересовать их и привлечь на вашу сторону.

— Неужели? Вы — мой ангел-хранитель!

— Нет! Я просто женщина, которая хорошо к вам относится.

Она промолвила это так мило и в то же время так величественно, что Руссерана охватил печальный восторг.

— Когда узнают, — продолжала Бланш, — что девушка, якобы обесчещенная вами, зарегистрирована полицией как проститутка, обвинение против вас отпадет само собою.

— Что за женщина! Что за женщина! — бормотал предприниматель после ее ухода. — Будь она со мною, я стал бы сенатором, даже министром… кто знает?.. Как она понимает меня! Как непохожа на мою ничтожную Агату! О, если бы разорвать невыносимые узы, связывающие меня с этой смешной мещанкой!

«Мещанка» явилась нежданно-негаданно, как раз в ту минуту, когда супруг метал против нее громы и молнии.

— Итак, — начала г-жа Руссеран, усаживаясь в кресло напротив раненого, — тебе, кажется, лучше, и ты в состоянии говорить с судебным следователем. Что ты собираешься сказать ему об Анжеле Бродар?

— Правду, — ответил Руссеран слабым голосом.

— Очень хорошо. Но что ты под этим подразумеваешь?

— Что я под этим подразумеваю?

— Ну да! Согласен ли ты, что заслужил удар ножом?

— Никогда! Это ложь.

— Вот как? Посмотри мне прямо в глаза и поклянись, что не ты обольстил дочь Бродара!

— Вот еще! Стану я обольщать какую-то тварь!

— Ах, оказывается, эта милая девушка — тварь и ты ее не соблазнил?

— Нет.

— Ты — не отец ее ребенка?

— Нет! Тысячу раз нет!

— За что же на тебя покушались?

— Этот гнусный мальчишка обвинил меня, чтобы вывести свою семью из затруднений.

— Значит, ты не виноват?

— Клянусь!

— Лжец! — с презрением воскликнула Агата. — Лжец и трус! Я уверена в противном.

Руссеран прикинулся оскорбленным.

— Какое право вы имеете мне не верить?

— Имею.

— Объяснитесь.

— Нет, это тебе следует объясниться! Я должна знать, что ты скажешь следователю.

— Зачем?

— Затем, что я буду выступать свидетельницей по этому делу. Я первая увидела тебя лежащим в луже крови, первая оказала тебе помощь…