Тон, каким были сказаны заключительные слова, таил в себе угрозу семейной ссоры. Но Артона не обратил на это внимания; он пристально посмотрел на пришедшего и, видимо, был крайне изумлен.

Мы уже отметили, что юноше, которого супругам Артона рекомендовали в качестве ученика, на вид было лет пятнадцать — шестнадцать; одеждой он напоминал окрестных молодых крестьян, что побогаче и учатся на священника. Но, кроме платья, ничего крестьянского в нем не было. Белизна лица, слегка тронутого румянцем, придавала ему аристократический вид. Большие серые, немного наивные глаза были необычайно красивы. Вопреки обычаю, принятому у людей его звания, он носил длинные волосы. Изящно очерченный рот, нос с едва заметной горбинкой, безукоризненный овал лица, высокий чистый лоб… Словом, писаный красавец.

— Как вас зовут? — спросил Артона.

— Гаспаром, — ответил юноша, довольно непринужденно поклонившись.

Люси вгляделась в него и от волнения уронила вязанье; лицо ее внезапно покрылось бледностью.

— Вас направили к нам родители? — спросила она.

— Нет, сударыня.

— Тогда, к сожалению, мы не можем…

— Как так? — воскликнула г-жа де ла Плань. — Что у вас за счеты с родителями этого молодого человека и с рош-брюнским мельником?

— Вы, по-видимому, сын Жана-Луи Алара? — спросила Люси. — В таком случае — дело другое…

— Я не сын его, а племянник и воспитанник, — ответил Гаспар, краснея. — Он мой опекун и платит за мое обучение, но разрешает мне самому выбирать себе учителей и…

— Я чрезвычайно занят, — прервал Артона, — моя жена тоже, и я думаю, что мы не сможем взять еще одного ученика.

— Не слушайте его, — вмешалась свояченица, — мой зять шутит!

— Может быть, вы боитесь, что вам трудно будет меня обтесать? — простодушно спросил молодой Гаспар. — На этот счет можете быть спокойны: я уже несколько раз получал награды на состязаниях певцов. А учитель рисования, господин Варишар, признался (право, он чересчур скромен), что ему больше нечему меня учить.

— Как бы то ни было, — прервал Артона, — мы с женой согласимся обучать вас лишь в том случае, если вы принесете письменное разрешение от ваших родных.

— Но, сударь, — взмолился Гаспар, — я хочу сделать им сюрприз!

— Уверены ли вы, что Жан-Луи Алар, рош-брюнский мельник, будет доволен таким сюрпризом?

Гаспар смешался.

— Сударь, — сказал он, краснея еще больше, — мне казалось… Дядя мой, правда, не принадлежит к числу ценителей искусства… но моя тетушка… если бы вы захотели…

— Мне очень неприятно огорчать вас, мой юный друг, но настаивать бесполезно, — произнес Артона нарочито твердым тоном, боясь выдать свое волнение.

Простившись, Гаспар вышел, и вовремя, так как г-жа де ла Плань задыхалась от ярости. Поведение зятя и сестры было для нее непостижимо, а все, чего «канонисса» не понимала, она считала глупостью. Но предоставим ей рассыпать цветы своего необузданного красноречия и займемся нашим новым знакомым.

Гаспар учился в иссуарском коллеже. Став бакалавром уже в пятнадцать лет, он собирался, когда позволит возраст, поступить в духовную семинарию. Так по крайней мере думали кумушки Сент-Антуанского квартала, проницательность которых общеизвестна. Мнение этих кумушек определило и мнение благочестивых дам. Иссуарская газета следующим образом изложила его в заметке, отражавшей успехи Гаспара:

Это было самое меньшее, чего ждали дамы из высшего общества Иссуара от юного левита [76] , как они уже его прозвали. Жители города со свойственной им экспансивностью немало судачили о нем. Недоброжелатели, эти бараны из панургова стада (они везде найдутся), а вслед за ними и глупцы утверждали, будто за учение Гаспара платят клерикалы, с целью использовать в своих интересах его рано развившееся дарование.

Однако Гаспар достиг блестящих успехов, несмотря на обычную деревенскую скупость тех, кто за него платил. Он был приходящим учеником коллежа и жил в одном из домов Сент-Антуанского тупика, расположенного параллельно Собачьей улице. Все дома в этом тупике принадлежали г-ну Мадозе.

Гаспар и его крестная, известная под именем «Нанетты из замка», вели уединенную жизнь и вовсе не бывали у соседей. Еженедельно Маргарита, жена мельника Жана-Луи Алара, присылала им провизию, что позволяло Нанетте хозяйничать, не выходя из дому. Все это было необычно и возбуждало любопытство кумушек. Еще более странным казалось намерение Алара учить племянника пению и рисованию. По правде говоря, эту мысль рош-брюнскому мельнику подали сами учителя, движимые корыстолюбием, ибо на изучение Гаспаром изящных искусств сей богач отваливал, по слухам, целых тридцать франков в месяц. Справедливости ради следует добавить, что никто, кроме заядлых мотов, в столь огромную сумму не верил.

После того как Гаспар сдал экзамены, многие семьи из высшего иссуарского общества стали относиться к нему весьма предупредительно. Просвещенные покровительницы наук и искусств, меценаты в юбках, чьей специальностью было выдвигать из низов никому не ведомые таланты и выставлять их напоказ в своих гостиных, спешили залучить к себе племянника Жана-Луи. Но юноша из скромности или по другой причине отклонял все приглашения и продолжал жить так же уединенно, как и в годы учения в коллеже.

Почему же он оставался в Иссуаре и после окончания занятий? Право же, Гаспар был весьма странным молодым человеком: возбуждая всеобщий интерес, он не спешил его удовлетворить. Посудите сами: друзей у него не было совсем; что же касается «Нанетты из замка», то хотя соседки знали о ее существовании, они почти не видели ее с тех пор, как старуха поселилась с Гаспаром. Дело было явно нечисто. Несколько раз хитрые кумушки допытывались у Гаспара, не больна ли его крестная, и предлагали ухаживать за нею. Но он вежливо отказывался от их помощи, неизменно добавляя, что его крестная совершенно здорова и ни в чьих услугах не нуждается. Все это было весьма подозрительно и вызывало толки, не особенно лестные для обитателей дома в тупике.