Закончить письмо Валентине помешал Мадозе. Делец был одет элегантно, со вкусом; придав своему хитрому лицу добродушное выражение, он поздоровался с мадемуазель де ла Рош-Брюн почтительно и в то же время непринужденно. Валентина старалась вспомнить, где ей встречался этот господин. Обманутая его светскими манерами, она приняла Мадозе за незнакомого родственника и пригласила в свою комнату — единственное приличное помещение старого замка. Гость последовал за молодой хозяйкой и уселся напротив нее, возле пианино, подаренного Максисом.

На Валентине было черное платье, как нельзя лучше обрисовывавшее ее поистине дивную талию. В белокурые волосы, заплетенные толстыми косами и уложенные короной, она небрежно воткнула две белые розы и была чудо как хороша. Мадозе видел ее и раньше, но только издали. Тогда она показалась ему достаточно миленькой, чтобы приволокнуться за нею. Но сейчас красота Валентины буквально ослепила его. Глаза дельца загорелись при виде совершенства форм, чистоты линий, грации и молодости, воплотившихся в девушке. В эту минуту золото утратило для него ценность; его многочисленные имения показались ему недостаточно обширными (даже если объединить их в одно), чтобы устроить парк для Валентины. Стоило ему увидеть ее вблизи, как вся его расчетливость исчезла, все планы спутались, и в один миг он позабыл превосходно усвоенные им математические правила. Ему пришло в голову, что граф ошибся, расценив его притязания как наглость. Словом, в сердце Мадозе появились чувства, доселе ему неведомые. Все же он оправился от волнения и стал украдкой разглядывать эту простодушную и в то же время обольстительную Еву, которая, сама того не ведая, помешала ему наслаждаться золотыми плодами его сада.

Чтобы завязать беседу, он стал искать интересную для девушки тему. Невольно ему пришло в голову заговорить об отъезде Максиса. Он знал характер своего бывшего хозяина, знал, что свое презрение к кому-либо тот обычно выражал молчанием. Поэтому Мадозе не сомневался, что Валентина никогда не слыхала от кузена о том, как новоиспеченный финансист когда-то нагрел себе руки, управляя имениями барона.

— Мадемуазель, — начал Мадозе слащавым тоном, — вы, вероятно, очень сожалеете, что лишились такого интересного собеседника, как барон Максис де Понт-Эстрад?

При напоминании о дорогом ее сердцу человеке в глазах Валентины заблестели слезы, и хитрое лицо дельца показалось ей почти симпатичным.

— Вы его знали? — спросила она с волнением, не ускользнувшим от Мадозе. — Вы были знакомы с ним? Правда, он славный?

Чувства-молодых девушек похожи на реку в полноводье: препятствие может сдержать их, но если найдется хоть малейшая щель, они бурно изливаются потоками признаний.

— Вы его знали? — вновь сказала Валентина, не дав собеседнику времени ответить. — Вы сумели разглядеть его душу под маской легкомыслия?

— О, да, это благородный человек, — заметил Мадозе с притворным сочувствием, — и очень великодушный! — Он повторил, подчеркивая слова: — Столь великодушный, что расточал все свои богатства…

Но удар не попал в цель: Валентина была ангельски наивна. Она ответила:

— О сударь! Сколько бы Максис ни расточал, беднее он не становился, таким неисчерпаемым кладом было его сердце!

Мадозе, как мы упоминали, был проницателен, даже чересчур; тотчас же угадав, что Валентина и Максис — герои идиллического романа, он решил попытаться порвать первые его страницы, чтобы сделать невозможным продолжение.

— Конечно, мадемуазель, — заметил делец, — барон — выдающийся человек, быть может, далее слишком широкая натура для нашей прозаической эпохи, когда деньги являются единственным способом преодолеть препятствия, встающие перед нами на каждом шагу. Господин де Понт-Эстрад с царственной щедростью сорил деньгами, не щадя ни жизни своей, ни здоровья… Если бы он послушался моих советов, он был бы богат по-прежнему, а любимая им женщина…

Валентина вздрогнула, а Мадозе, как ни в чем не бывало, продолжал:

— …а любимая им женщина не узнала бы о бедности. И сам он…

Хитрец неожиданно запнулся, словно поняв, что в порыве откровенности зашел слишком далеко и сказал лишнее.

— Бедности? — с живостью подхватила Валентина. — Вы говорите, что он любил какую-то женщину и теперь она нуждается?

Одним из главных талантов Мадозе было умение лгать, не моргнув глазом, если ложь могла принести ему пользу.

— Увы, нуждается, — ответил он. — Но зачем вам знать об этом, мадемуазель? Недостатки барона бледнеют перед его достоинствами. И что вам за дело до судьбы жалкого существа, отвергнутого всеми порядочными людьми и покинутого любовни… я хочу сказать, господином Максисом?