— Это был твой первый раз.

Она кивнула:

— И ты все сделал, чтобы первый раз у меня был хороший.

Он горько улыбнулся:

— Тебе необязательно мне льстить, Элли.

— А я и не льщу. — Она улыбнулась ему в ответ. — Я, наверное, сильно выводила тебя из себя, когда была ребенком. Все время вокруг тебя ошивалась, мешала тебе проводить время с подружками, надоедала.

— Тем вечером, — сказал он, — в моих глазах ты была не надоедливым ребенком, а женщиной. — И тем летом он очень сильно в нее влюбился. — У тебя все такие же удивительные глаза. Зовущие и темные, как озеро в Иссарле.

Позже тем летом он отвез ее на это озеро в глубоком кратере вулкана, где вода была самого глубокого синего оттенка, какой он только видел в жизни. И они занимались любовью среди полевых цветов. Это воспоминание было так свежо в его памяти, словно все случилось вчера. И сейчас запах полевых цветов как будто вернул его на десять лет назад. Ее мягкая кожа. Ее тепло. И как с ней он чувствовал себя другим человеком. Казалось, он мог завоевать весь мир.

— У тебя тоже удивительные глаза. Ты всегда мне напоминал предводителя пиратов. — Аллегра улыбнулась. — И сейчас напоминаешь. Особенно с такой стрижкой. — Она потянулась рукой, дотронулась до его щеки, кончиками пальцев легко провела по его щетине.

— Осторожно, Элли, — предупредил Ксавьер.

Когда она не убрала руку, он повернулся и прижался губами к ее ладони. Не в силах сдержаться, он обхватил ее руку своей. Какая у нее мягкая кожа. Он по очереди поцеловал кончики ее пальцев, потом проложил дорожку из мельчайших поцелуев вниз к запястью, ощущая ее учащенный пульс. И все его чувства заполнял легкий цветочный аромат ее духов.

О черт, такое уже было вчера. И закончилось плачевно.

Ему нужно перестать. Сейчас же.

Но он не мог. И когда он нагнулся и мягко подтолкнул Аллегру вниз на мягкую траву, это было так естественно, словно бы так и должно быть. Словно бы не было этих десяти лет. Теперь, как и тогда, она доверчиво смотрела на него своими огромными глазами. Зрачки у нее были расширены, значит, на нее все это действовало так же, как и на него. Она хотела его не меньше, чем он ее.

Он опирался о землю по обе стороны от нее осторожно, так, чтобы не сдавить ее весом своего тела. Но сейчас ему просто необходимо было ее поцеловать. По-настоящему. Хоть разум и твердил Ксавьеру, что нельзя им этого делать, что он обещал Аллегре, что не будет ее больше целовать, и вот теперь нарушает слово.

Ну разве можно вести себя столь бесчестно?

И тут ее руки скользнули под его выправленную рубашку, и ногти впились ему в спину.

И Ксавьер полностью потерял над собой контроль. Он наклонил голову и прижался ртом к губам Аллегры. Ее губы приоткрылись, их поцелуй стал глубже, он просунул язык ей в рот, касаясь им ее языка. Рот у нее был теплый и сладкий, она все ближе притягивала его к себе, вжимаясь пальцами ему в спину. На вкус она была как само лето, и у него от этого голова пошла кругом.

Когда он в последний раз так кого-то хотел? Он не помнил, и ему было все равно. Он мог думать только об Аллегре и о том, что она отвечает на его поцелуи.

Она откинула голову назад, обнажив горло, и он покрыл его горячими, жаркими поцелуями, опускаясь вниз по шее, выводя языком круги на ее коже.

Она едва слышно застонала от желания, такой тихий звук, но для него он был как эффект разорвавшейся бомбы.

Ксавьер тут же пришел в себя.

Мучимый чувством вины, раздраженный и расстроенный, он отстранился от нее и сел.

— Извини. Этого не должно было случиться. Это было…

Сумасшествие. Безумие. Неотразимо и прекрасно, и он хотел это повторить, только с логическим завершением, в котором она будет обнаженная в его постели.

— У нас же должно было быть перемирие.

— Да.

— И в нем не должно было быть места поцелуям. — Он не смел посмотреть ей в глаза, потому что знал — он вот-вот снова резко притянет ее в свои объятия и поцелует. Снова. — Между нами все очень сложно, — печально закончил Ксавьер.

— И очень много недосказанного и неразрешенного, — сказала Аллегра. — Нам нужно поговорить.

— Но только не сегодня. Ты расстроена, а я устал. Если мы собираемся сделать это, все разрешить, чтобы мы могли двигаться дальше и чтобы у нас были нормальные рабочие отношения, нам обоим нужно успокоиться и прийти в себя, прежде чем за это браться.

— Ты прав, — вздохнула она. — И почему все не может быть просто?

В какой-то мере все и было просто. Он хотел ее, а судя по тому, как она отвечала, становилось понятно, что она хочет его.

Но как только он начинал думать, все резко осложнялось. И превращалось в клубок негодования, злости, вины, жажды и… От эмоций у него голова шла кругом.

— Идем. Я провожу тебя до дома, — сказал Ксавьер.

— Не надо. Со мной все будет в порядке.

Он это знал. Он отсюда видел ее дом. И все же ему будет легче, если он настоит на своем.

— Сделай это ради меня.

Она явно почувствовала, что это просьба, а не приказ, и молча кивнула.

Ксавьер не помог ей встать. Он позаботился о том, чтобы держать дистанцию, чтобы не коснуться случайно ее руки и чтобы не оказалось потом, что их пальцы тесно переплетены. Потому что если он сейчас хоть раз до нее дотронется, то больше не сможет совладать с собой.