— Почему ты не рассказал мне, что здесь происходит, Ксав? — В душе Аллегры боролись сожаление и злоба. Она так жалела, что у нее не было возможности его поддержать. И злилась на то, что он не доверял ей в полной мере и ничего не сказал.

Ксавьер вздохнул:

— Наверное, потому, что мне было стыдно. Я не хотел, чтобы ты знала, что моя мать сбежала и что у нас финансовые сложности.

— Я бы поняла, Ксав. — Она тяжело сглотнула. — Если бы ты мне рассказал — да, я не смогла бы ничем тебе практически помочь, но я бы тебя поддержала. Я могла бы тебя выслушать. И если бы ты мне сказал, что я тебе нужна, я бы вернулась. Я была бы рядом, держала тебя за руку. Твоя жизнь лежала в руинах, и вместо того, чтобы тебе помочь, я тебя бросила. Ты меня, наверное, просто ненавидел.

— Да, — признал Ксавьер. — Я думал, ты подвела меня так же, как Шанталь — моего отца. Мне только и нужно было, что чуть-чуть времени, чтобы собраться с мыслями, а ты заладила про то, когда же я приеду тебя повидать. Может, я сорвался тогда и был с тобой резок, но я этого не хотел. — Он помолчал. — Ты правда думала, что у меня кто-то есть?

— Ну да… — Аллегра провела рукой по волосам. — Я не могла больше ничем для себя объяснить, почему ты вдруг стал так холоден со мной. Ксав, мне было восемнадцать. И мне еще нужно было вырасти. Я хотела стать хозяйкой своей жизни. Я думала, что не нужна тебе. Во мне говорила гордость — я хотела сама прекратить отношения, а не ждать, пока меня бросят.

— То есть ты меня тоже ненавидела.

— Какое-то время. — Она прикусила губу. — Но я не хотела, чтобы между нами все кончилось. — Слезы щекотали ей глаза. — Ксав, тем летом я думала, что все мои мечты сбылись. Я думала, мы… — Она со свистом втянула воздух в грудь. Нет. Не могла она в этом признаться.

— Мы — что? — спросил он хриплым от нахлынувших эмоций голосом.

— Не важно.

— Не уверен, — сказал он, повторив то, что она сказала ему раньше.

— Когда я закончила школу, я думала, мы… поженимся.

— Я тоже. Я собирался сделать тебе предложение на Рождество, — сказал Ксавьер. — В Париже. Я собирался продать машину, купить тебе роскошное кольцо, повести тебя на вершину Эйфелевой башни и предложить тебе руку и сердце.

Она смотрела на него и видела — он говорит правду. Он любил ее не меньше, чем она его.

— Знаешь, мне бы хватило кольца с рынка, — сказала она. — Мне нужен был только ты.

Он вздохнул:

— И как мы могли так ошибиться?

— Я неправильно тебя поняла. Я была совсем еще юной. Но я бы никогда не сделала тебе больно, Ксав. Ни за что на свете.

— А я никогда не хотел тебя отталкивать. Наверное, мне тоже нужно было еще немного подрасти.

— Если бы только мы тогда по-настоящему поговорили… Но прошлое не изменишь. — Ей так хотелось взять его за руку, но на его лице все еще отражалась горечь, и она сдержалась. — Ты видишься с матерью?

— Изредка. Мне очень трудно было ее простить. Папа так ее любил. Для него потерять ее было все равно что потерять частичку самого себя.

— И она вышла замуж за того человека?

Ксавьер покачал головой:

— Этот ее роман долго не продлился. Как и три последующих.

— А твой папа принял бы ее обратно?

— Ни секунды бы не сомневался. Он был влюблен в нее до самой своей смерти. Ему нужна была только Шанталь. — Ксавьер с горечью улыбнулся. — У Лефевров это в роду. Они всегда влюбляются не в тех женщин.

От этих его слов ей стало больно, ведь это не было правдой.

— У нас с тобой все было как надо много лет назад.

— Может. А может, и нет. Мы с тобой долго вместе не продержались.

Возразить ей было нечего. Десять лет разлуки красноречиво свидетельствовали о его правоте.

— Папа с головой ушел в работу. Я от него не отставал. Я просто не задумывался тогда о том, что он настолько меня старше, что ему нужно было притормозить. Пока у него не случился инфаркт.

Он винит себя в болезни своего отца?

— Ксав, ты в этом не виноват.

— Он так и сказал. И Ги. Но очень уж было на то похоже. Я позвонил Шанталь, когда папа был в больнице, спросил, не придет ли она его навестить. Она сказала, что подумает. — Ксавьер отвел взгляд. — Не знаю, пришла бы она или нет, но он умер прежде, чем она решила, что ей делать.

— Как это печально… — Теперь ясно, почему он отгородился от всего мира. У него остался только виноградник и Ги.

— С тех пор я с ней почти не виделся. Ги как-то легче было ее простить. Может, потому, что мы с папой не сказали ему тогда о проблемах с бизнесом, чтобы он не волновался перед экзаменами. Ги учился недалеко от Канн, и он с ней там встречался. Мы с ним даже немного поссорились. Но он помог мне посмотреть на всю эту историю с другой точки зрения. Она просто запаниковала, когда ей было под сорок, подумала, папа не обращает на нее внимания, потому что она старая и непривлекательная. Ну и совершила глупую ошибку.