То, что я был самым красивым и изящным из наших драконов, было неудивительно. Ведь моей матерью была Великая Воительница драконов Аззалакит Аллай. Меня даже до пяти лет держали при ее дворе, а только потом отвезли в башню. Наверное, она не сразу решила, что со мной делать. С моей сестрой-близнецом Термаатот Ассай все было ясно сразу. Девочка родилась яркая и сильная, она тоже будет воительницей. А для меня, мальчика, которого назвали Лельмаалат Аллор, моя мать не смогла сразу сделать выбор, то ли дать мужскую профессию творца или лекаря, то ли оставить мне судьбу мужа. В итоге, после того, как я пять лет провел при дворе, и всем стало ясно, что такого сорванца еще поискать и, что ни поэта, ни лекаря из меня не получится, меня отвезли в Оазис Курмула на границе с жаркой пустыней Аззо, и выделили мне там башню, чтобы я получил подобающее для мальчика из благородной семьи воспитание.

В Оазисе Курмула было несколько сотен башен, каждая со своим секретом и испытаниями. Я жил в башне в секторе благородных. Каждая из башен этого сектора была уникальной. Например, башня Кольдранаака Бельза, моего друга и соседа справа, была вся гладкая, черная, отполированная как зеркало. Башня моего друга и соседа слева Тульчинизза Вууззи была вся увита плющом, который при прикосновении рассыпался и тут же нарастал снова. Моя же башня была из кварца, и под солнцем жаркой пустыни сияла так, что было больно глазам. Эти милые особенности должны были усложнить жизнь тем искательницам приключений, которые захотели бы нас из этих башен извлечь. Нам это не доставляло никаких неудобств. Мы были надежно защищены магией от губительного воздействия башен как их обитатели.

Солнце садилось, воздух вибрировал, а я стоял на балконе, скрестив руки на груди, и думал о том, что мне уже скоро двадцать, а это значит, что пора бежать.

***

АРЬЕ:

Стихосложение мне нравилось, правда, чаще всего выходили банальности. Но я, читая мужские романы, надеялась, что при наличии сильных чувств вдохновение меня не оставит. Министерши, особенно, Леди Лилит Лолленнай, лучшая подруга моей мамы, пытались возбудить мое любопытство, подсовывая мне книги по истории военных походов, тактике, стратегии, каталоги оружия и тексты бравых военных песен. Я же втихаря, пока никто не видел, рыдала над судьбой несчастных принцев, воспетой в рыцарских мужских романах, к которым спешили прекрасные рыцарини по пути сокрушая врагов. Мне тоже хотелось мчаться к любимому с мечом наперевес и огнем в глазах, а потом под балконом читать ему стихи, в которые я бы вложила всю мою романтическую душу. А потом была бы ночь любви. Хотя об этом я старалась думать как можно реже, потому что боялась опозориться перед возлюбленным. Опыта у меня не было, потому что еще никто ни разу не видел мужчину, выходящего из моей спальни.

До шестнадцати лет меня этот вопрос не сильно интересовал. У нас в роду все взрослели поздно. А в шестнадцать мне стало элементарно стыдно. Не хотелось, чтобы по дворцу пошли сплетни о том, что принцесса в постели неженственна или невежественна. Я честно одно время пыталась флиртовать со слугами и зажимать в коридоре молоденьких вышивальщиков, но когда двое ловко вывернулись из моих неуклюжих объятий, а один залепил пощечину, чуть не снеся мне пол-башки, я решила что хватит. Будет проблема, как-нибудь разберусь. А пока… Да, не сильно мне эти мальчики-то и нравились. Так, для поддержания репутации принцессы-ловеласы.

Правда, теорию пришлось-таки изучить. Министерша любви и народонаселения, Леди Утли Надина, снабжала меня ежемесячными изданиями журнала ‘Красивые мужчины на любой вкус’ с гравюрами, рисунками, подробными описаниями и анатомическими атласами. Так что я твердо знала, что, куда, когда, и сколько нужно. Кроме того, я прочитала ‘Девические дневники Аль-Астарты Бируни’, книгу моей прабабки с полным физиогномическим описанием различных типов мужчин и описанием типов поведения, присущих той или иной эээ… физиономии. Кроме этого я прекрасно разбиралась в психологических вывертах и причинах мужских неврозов. Это знание мне, кстати, помогло, когда у меня у самой возникли проблемы с моим мироощущением и комплексами неполноценности, которые стали постоянными спутниками моей жизни к двадцати годам.

***

ЛЕЛЬМААЛАТ:

Солнце почти скрылось за горизонтом, когда я вспомнил, что пора на ужин. Краситься и переодеваться пришлось очень быстро. Привычно заплетя волосы и накинув на них жемчужную сетку, я вышел в сад, где меня уже дожидались мои друзья Коль и Туль.

– Ах, Лель, какая великолепная сеточка, одолжишь на Бал полнолуния?
– Подскочил ко мне Коль.
– Ты уже, кстати, придумал, что собираешься надеть? От смотрителя Самата я слышал, что завтра будет базар. Привезут новые наряды. Во сколько пойдем?

– Ах, Коль, - прервал его Туль, - ты только и думаешь, что о нарядах. Лучше бы позаботился об успеваемости, а то глядишь, переведут тебя с благородного уровня на средний. Ни одни шаровары уже не помогут.

– Чего это им меня переводить? Ковер для чая у меня получился лучше твоего, и вообще я красивее!

– Коль, успокойся, ты, что не видишь, что он тебя дразнит!
– сказал я другу.
– А на базар сходим, я хочу на оружие посмотреть.

Туль, прищурившись, посмотрел на меня.

– Я даже не буду спрашивать, что ты задумал, но лучше прикупи пару хороших тряпок. Мы уже почти совершеннолетние, никто не знает, когда уйдем отсюда мужьями. А на женщину надо произвести впечатление, чтобы она захотела взять тебя с собой.

Я ничего не ответил, только сжал кулаки. Вот для этого мне и нужны кинжалы. Чувствовать пальцами холодную сталь и радоваться, что имею хоть какое-то влияние на свою судьбу.

В трапезном зале, как только мы расселись, по рядам прошла Наблюдающая Дартмаат. Она внимательно разглядывала, как мы сидим, скрестив ноги, замечая каждую неправильную складку на наших шароварах, отмечала наметанным взглядом, как мы причесаны, ровная ли спина, расслаблены ли руки, свободно лежащие на коленях. Я давно научился смотреть исподлобья за Наблюдающей и изучать стиль ее работы. Первые несколько раз, когда она ловила мой взгляд, мне доставалось от нее плеткой по рукам, но ей не удалось выжать у меня из глаз ни слезинки, я только научился поднимать взгляд так, чтобы этого никто не замечал.