Шрифт:
— Куда ты? Опять схватят…
— Нет, друже, терпеть нельзя! — решительно отстранил Гай старого Мартынчука и устремился к лестнице, где стоял управляющий барона.
— Люди-и! Что вы делаете?! Этого пана развлекаете? — крикнул Гай, указывая на Любаша.
— Кузьма! — обрадовался Гнат Мартынчук, увидев Гая.
Толпа на какое-то мгновение застыла. Теперь Ромка и его товарищи — маленькие кольпортеры смогли протолкнуться к Гнату Мартынчуку.
— Тату, — прикоснулся к руке Гната Ромка.
— А, забастовщики! — одобрительно кивнул каменщик мальчуганам.
— Это ж Гай! На воле?! Ну, теперь будет!.. — Трубочист, стоящий около Ромки, не знал, как выразить свою радость, и, сорвав с головы высокий, в саже, цилиндр, энергично замахал им, словно Кузьма Гай мог видеть его приветствие.
— Вовремя подоспел Кузьма, — облегченно вздохнул Богдан, утирая ладонью кровь с разбитой губы.
— Радуетесь, что уволили бастующих? Завтра выгонят и вас! — Гай говорил громко, решительно. — На ваше место наберут таких же слепых, как и вы сегодня! Бойкотируйте барона! Поддержите бастующих, и они победят!
Из толпы послышались голоса:
— Бойкотировать!
— Станем на работу!
— Записывайте!
— Бойкотировать!
Пан Любаш, не обращая внимания на крики, угрозы, толкотню, ощупывал мускулы Казимира.
— Молодец! Богатырь! Фамилия? — Любаш покровительственно похлопал парня но плечу.
— Я естем поляк. Леонтовский, проше пана. Казимир Леонтовский.
К подрядчику робко приблизился Василь Омелько.
— Фамилия?
Услышав фамилию, пан Любаш недовольно скривился и заметил подрядчику:
— Я же сказал, в первую очередь — поляки!
Неожиданно из-за спины управляющего появился Стахур. Утирая платком лоб, тяжело дыша, Стахур обрушился на пана Любаша:
— Почему поляков?! Я протестую, пан управитель. Или украинцы не на своей земле? Или их дети не просят есть?
— Замолчите, пане Стахур! — презрительно бросил управляющий. — Иначе мне придется попросить вас с посредничества! [51]
— Руки коротки! — запальчиво крикнул Стахур. — Я — представитель рабочих.
51
Биржа труда.
— Баронский холуй! Вон! — И трубочист пронзительно засвистел.
— Во-он! — закричал возмущенный Ромка. Антек, заложив в рот пальцы, тоже свистнул. Его дружно поддержали маленькие газетчики.
Казимир схватил за горло Гая:
— Замолчи! Сытый, вот и страйкуй себе!
Разжав сильные руки Казимира, Гай спокойно ответил:
— Не того за горло хватаешь, парубче…
— Полиция!
— Хлопцы, айда до дому! — крикнул Гнат Мартынчук Ромке и его товарищам. — Туда, через Армянскую улицу.
Стахур и Остап Мартынчук, спасая Гая, побежали вверх по лестнице. Вбежав в комнату, где работал Стахур, Гай сразу же подошел к окну и, прикрываясь шторой, с тревогой наблюдал, как полиция разгоняла рабочих.
— Хоть бы детей не подавили конями, — сокрушался Остап Мартынчук.
— Эх, Богдана схватили! — крикнул Гай.
Стахур запер дверь на ключ и подошел к Гаю.
— Кузьма, неужели ты ослеп и не видишь, что наделала забастовка? Ведь дети голодают…
— А до забастовки разве они не голодали? — ответил ему Гай.
Глава седьмая
«ХОЛЕРА»
Над мусорной свалкой — сизый туман испарений. Согнутые силуэты людей, роющихся в мусоре. Старики, женщины, дети в лохмотьях.
Такое зрелище предстало перед Ярославом, когда он возвращался домой, погруженный в свои мысли. Он уже прошел свалку, как неожиданно заметил знакомое мальчишеское лицо. «Гриць! — узнал Ярослав сына Богдана Ясеня. — Что он здесь делает?»
А Гриць сосредоточенно выбирал из кучи мусора картофельную шелуху и складывал в мешочек, который висел на боку. Вдруг мальчик увидел большую кость от окорока. Мигом бросился к ней, но его опередила тощая собака. Схватив кость в зубы, собака угрожающе зарычала. Разъяренный мальчик замахнулся на собаку камнем. Его остановил возглас Ярослава:
— Грицю!
Мальчик резко обернулся и увидел студента.
— Ой пане… — смутился Гриць, точно его поймали на каком-то скверном поступке. — Я искал… может, богачи что-нибудь хорошее выбросили…
— Богачи никогда хорошего не выбрасывают. Идем, малыш, отсюда! — И Ярослав, обняв мальчика за плечи, повел его к бакалейной лавке.
Владелица лавки «Эльза и дочь», скучая, слушала граммофон, когда вошли студент и Гриць Ясень.
— О, дзень добрый, пане Калиновский! — заискивающе встретила она Ярослава. — Вы у меня сегодня только третий покупатель. И куда люди деньги девают, что даже хлеба не покупают? А сахар? Матка боска, я даже забыла, когда его взвешивала!