– Вот, скажем, артист X. Позволяет приходить на спектакль и играть, так сказать, не в форме. Ведь видно, что он и пригубил и закусил солидно шашлычком. Наверное, красный, потный… А ведь, товарищи, не забывайте, что наш зритель иной раз с трудом накопит денег на билет, ведь он стоит два с полтиной.

– Вы хотели что-то сказать? – спрашивает выступающий у меня, поднявшего руку.

– Да, хочу. (Я знал, что артист X. был гипертоником, болен диабетом, скрывал это и никоим образом о «пригубить» речи быть не могло.) Вот вы всегда играете не пригубив, не закусив, не красный и не потный. Как вы думаете, ваша игра стоит два с полтиной?

После собрания председатель президиума рассказал мне, что сидевший рядом с ним Царев после моей реплики чуть-чуть нагнулся к нему и шепотом спокойно сказал: «Нокаут!»

Диалог после этого собрания:

– Ну-с, Евгений Яковлевич, во сколько же вы оцениваете мои выступления в спектаклях?

– Скажу вам совершенно искренне. С возрастом вы делаетесь все более дорогим.

– Спасибо. Вы приятный покупатель! – был ответ.

Я был искренен в своем ответе. С возрастом и пришедшим опытом Михаил Иванович уходил все дальше и дальше от укоренившихся штампов амплуа героя-любовника, да еще с элементами искусственного пафоса. Он становился актером все более глубоким и скупым на средства выражения, проявлявшим большое мастерство в наивысшем назначении актерского творчества – в перевоплощении. Царев всю свою творческую жизнь увлекался художественным словом – выступал с чтецкими программами, и тем, кто слушал его, наглядно была видна его эволюция, его рост и в этой области актерского проявления. В чтении общеизвестных классических произведений появились неожиданные интонации, акценты, трактовки – очень глубокие и интересные, делавшие его мастерство все более и более высокого класса.

Жаль, что с возрастом не пришло к нему повышенное чувство меры, ибо чрезмерная творческая жадность, желание как можно больше быть на виду притупляло самоконтроль и позволило появиться на свет наряду с отличными ролями работам, не украшавшим на старости лет его большой послужной список. Мне кажется, более умеренная общественная работа на разных должностях, почетных и реальных, помогла бы Михаилу Ивановичу стать еще более весомой фигурой на артистическом поприще. Это мое сугубо личное мнение.

Закончились гастроли Малого театра в Алма-Ате. Прощальный банкет. Мне необходима резолюция Михаила Ивановича, улетавшего в Москву рано утром, разрешающая взять с собой трехлетнего сынишку в Дом творчества «Щелыково». На банкет не пошел. Дождался его окончания. Царев увидел меня с заявлением в руке.

– Вы что, объявили бойкот банкетам?

– Нет, мне нужна ваша резолюция, а после застолья как-то неловко обращаться с такой просьбой. – И объясняю суть дела.

– Голубчик! Я с трезвыми о Щелыково не разговариваю!

– Что же делать, Михаил Иванович?

– Возьмите с собой коньяку и ко мне в номер. Через три часа улетаю.

Сижу в его номере гостиницы. Михаил Иванович читает стихи, собирает чемодан, показывает подарки и покупки. Понемногу пригубливаем коньяк. Я слегка хмелею. Утро. Дежурная сообщает: «Машина за вами прибыла!»

– Михаил Иванович, – чуть заплетающимся языком обращаюсь к Цареву. – Как же с ребеночком? В Щелыково, а?

– А я и с охмелевшими о Щелыково не разговариваю! – скрипуче закудахтал он. – Давайте заявление!

Я протянул бумажечку, он поставил на ней краткую резолюцию и провел синим карандашом стрелку в сторону фамилии директора Дома творчества. И все! Улетел. Что значила стрелка – загадка! Решили с женой ехать: не разрешат отдыхать с ребенком – снимем комнатку рядом в деревне.

Приехали. Директор увидел синенькую стрелочку и без слов распорядился предоставить нам гостевой двухкомнатный номер «люкс».

В заключение два маленьких эпизода.

После большого успеха премьерного спектакля «Господа Головлевы» с Виталием Дорониным в главной роли Иудушки Михаил Иванович тихонько сказал мне, постановщику спектакля: «Эх, вы! Не могли мне предложить эту роль!» Я промолчал, но был удивлен его неожиданной реакцией на успех спектакля.

К моему 60-летию Михаил Иванович разрешил на основной сцене в честь юбилея спектакль с моим участием и широкую его рекламу в городе с моим портретом. Подобным подарком ни один из актеров моего поколения, насколько хватает памяти, не одаривался!

Я был снова удивлен, но теперь уже его вниманием ко мне, тем более что взаимоотношения наши были, повторяю, прохладными. Но именно такие взаимоотношения, мне кажется, могли быть объяснением его щедрости в мой адрес. Одним словом, сложный, загадочный человек!

Я должен признаться, что, глядя на Михаила Царева и общаясь с ним, мною всегда овладевало какое-то странное чувство. Мне казалось, что вот-вот он снимет с лица маску и предо мной предстанет другой, неожиданный и, главное, да простит меня Всевышний, более симпатичный мне человек!