Шрифт:
— О Господи! — Она положила нож на стол. — Скажите, мистер Ньюэлл, а что для вас означает совершенство?
Он посмотрел вдаль отсутствующим взглядом и произнес:
— Еще больший успех, я думаю.
— Больший! — Она была возмущена. — Разве вам недостаточно того, что вы имеете?
Гордон взглянул на нее. Его глаза были похожи на две льдинки.
— Не существует такого понятия, как «достаточно».
У Джун перехватило дыхание.
— Как вы можете…
Он улыбнулся, но улыбка была невеселой.
— Мой любимый старый родитель учил меня: «Человек — мертвец, если считает, что всего достиг в этом мире». — Он не глядя намазывал горчицу на хлеб. — Отец не был счастливым человеком. Ему так и не удалось полностью реализовать себя. И у него вечно не хватало времени для меня, до тех пор пока я не взял в свои руки его маленький каталог и не сделал его сверхприбыльным.
Джун удивило то, что у нее и Ньюэлла было похожее детство: обожаемый отец и страстное желание заслужить его одобрение. Почувствовав внезапный прилив нежности к Гордону, она спросила:
— А где ваш отец?
— Он умер четыре года назад. Но умер богатым.
Джун принялась нарезать тоненькими кусочками мясо.
— А он умер счастливым?
Гордон горько усмехнулся.
— Счастливее, чем тогда, когда был бедным.
— И он любил вас больше, после того как вы сделали его богатым?
Его глаза метнули молнии.
— Он понял, что я не пропаду в этом мире.
Сердце Джун наполнилось состраданием. Сколько раз ее собственный отец доказывал своими поступками, что любит Фэй больше, чем ее! Как много усилий прикладывала она для того, чтобы заслужить его одобрение! И только когда Фэй, бросив отца, сбежала в Нью-Йорк, чтобы стать художницей, он начал понимать, что Джун заслуживает большего. Она стала учителем, чтобы порадовать его, но и этого было недостаточно: он все равно до самой смерти тосковал по Фэй.
Джун захотелось взять Гордона за руку и утешить его, словно маленького обиженного мальчика. Но они уже не были детьми. Стараясь справиться со своим порывом, она принялась укладывать мясо на хлеб.
— А ваша мать? — спросила Джун.
— Она умерла, когда мне было три года. Я не помню ее.
Руки Джун замерли. Оказывается, у Гордона была еще более несносная жизнь, чем у нее. Она, по крайней мере, ощущала материнскую любовь и поддержку на протяжении пятнадцати лет.
— А ваши жизненные принципы распространяются и на женщин тоже? — Этот вопрос прозвучал неожиданно даже для самой Джун. Она закусила губу, но было слишком поздно.
— На женщин в особенности.
Она вздохнула поглубже и на секунду задержала дыхание, чтобы не выпалить ядовитые слова, рвущиеся из глубины ее оскорбленной души.
— Я люблю сандвичи с помидорами, — решительно заявила она. — А вы?..
— Поищи в холодильнике, я не знаю, есть ли здесь помидоры.
Проверив несколько отделений, Джун наконец нашла искомое и, обернувшись, вновь обнаружила Гордона у себя за спиной. Он взял у нее помидоры и улыбнулся — на этот раз вполне беззаботно.
— Ты вовсе не такая зануда, какой иногда кажешься, дорогая! Я уже говорил однажды, что ты великолепна. Просто у тебя немного устаревшие принципы.
Джун закрыла холодильник. Сердце ее стучало как отбойный молоток. Она хотела, чтобы он немедленно обнял ее! Нет, она не хотела этого! На мгновение у нее даже появилось желание поскорее выскочить из кухни и захлопнуть за собой дверь, разрешив таким образом все противоречия.
— И… и у вас есть способ излечить меня от моих устаревших принципов, да?
Джун поспешно выхватила из рук Гордона помидоры и почти побежала к столу. Схватив нож, дважды попыталась разрезать помидор и только после этого поняла, что держит нож не той стороной. Несчастный овощ выглядел так, словно по нему проехал поезд.
— Теперь у нас есть сок, — заметил Гордон. — А я думал, ты любишь кружочками.
Взяв другой помидор, она сделала наконец все как полагается и положила сандвичи на тарелки.
— Все готово!
— Так вот, о лечении девственности…
Джун вспыхнула.
— А я никогда не говорила, что я девственница.
Он улыбнулся.
— Ты без слов сказала об этом тысячу раз, дорогая. — Он выдвинул для нее стул. — Я ведь поцеловал тебя, ты помнишь?
Оскорбленная до глубины души, Джун взяла свою тарелку и направилась к другому концу стола. У нее почему-то полностью пропал аппетит.
— Ну и что теперь — меня нужно поместить в дом престарелых дев?