В кабачке было полно народу; кроме гуляк, акробатов и справлявших свадьбу, зашло и несколько рабочих с семьями. Дети покатывались со смеху, глядя на обезьяну. Отдаленный предок так им понравился, что они наперерыв угощали его пряниками и леденцами. В конце концов обезьяна, насытившись, начала швырять угощение во все стороны. Какая радость для ребят, в особенности когда дело дошло до пряников!

Адольф, от которого Лезорну хотелось избавиться в первую очередь, спустился в погреб за вином. Бандит, стараясь ступать бесшумно, последовал за ним с увесистым камнем в руке, оглянулся, нет ли кого поблизости, и, пока Адольф нагибался к бочке, нанес ему два страшных удара. Несчастный свалился как бык на бойне. Захватив жбаны с вином, Лезорн поднялся из погреба и повесил на его двери замок.

— Ваш товарищ, — сказал он Бигорну, — просит обождать его. — Затем, обратившись к слуге, он распорядился: — Больше не ходите за вином в погреб, пока я не велю. Я его запер, так как вино в нескольких бочках, по-моему, разбавлено водой. Купите пока два-три жбана в соседнем трактире.

Все это он произнес с полным спокойствием; преступление, совершенное им, нимало его не взволновало. Он хладнокровно обдумывал, как-удалить Волчицу после закрытия кабачка, а затем расправиться с Бигорном. Зачем эти люди пришли к нему? Пусть теперь пеняют на себя!

Не совесть беспокоила бандита, а мысль, что ему делать с трупами. Выбросить их в ров, опоясывающий укрепления? Но какой-нибудь бродяга может улечься там спать, да и полицейский патруль обнаружит убитых.

Ему не пришлось выпроваживать Волчицу; ее уже не было за прилавком. Бигорн обслуживал посетителей, не забывая угощаться и сам. В конце концов он заснул, облокотясь на стол; это вызвало у Лезорна улыбку.

Прекрасная Цыганка не возвращалась: между тем наплыв посетителей не уменьшался. Это были запоздавшие, так сказать, арьергард гуляк, вынужденных возвращаться домой пешком, за отсутствием в этот поздний час фиакров и омнибусов.

Лезорн искал Волчицу. Он был спокоен насчет Адольфа, которого укокошил. Дядюшка Бигорн, правда, тоже мог причинить неприятности, но и с ним легко разделаться. Куда же девалась Прекрасная Цыганка? Досада еще больше разжигала страсть бандита.

Группа полицейских уселась за столик, чтобы пропустить по стаканчику, прежде чем вернуться в Париж. В трактире еще оставалась и большая часть нищих, собравшихся на праздник со всего города; в числе их был и глухонемой Эдмон. Увидев Лезорна, он на мгновенье остановился, затем с перекошенным лицом подбежал к полицейским и, показывая на Лезорна, начал энергично жестикулировать, как будто копая землю. Его жесты выражали также ужас и отвращение.

Полицейские ничего не понимали; окончательно их поставили в тупик послышавшиеся откуда-то глухие стоны. После того как поиски в соседних комнатах ничего не дали, они велели хозяину отпереть погреб. Тот заявил, что ключ утерян. Но стоны раздавались все громче, и всякие сомнения исчезли. Полицейские взломали дверь, и перед ними предстал долговязый Адольф, весь залитый кровью, с трудом державшийся на ногах. Лезорна тут же арестовали.

На другой день в отделе происшествий во всех газетах немало места заняло описание преступления в кабачке «Радость гуляк».

Де Мериа, понемногу поправлявшийся, уже давно читал газеты, которые ему доставлял врач. Попалась ему на глаза и заметка о похождениях Лезорна. Обхватив руками голову, граф крепко сжал ее, пытаясь рассеять туман, все еще заволакивавший его сознание. Наконец он уразумел, в чем дело, и, потрясенный, уставился на поразившие его строки.

Княгиня Матиас с мужем, успокоенные оправдательным приговором по делу о приюте (теперь им нечего было бояться), вернулись в Париж, где под руководством новой начальницы дела дома призрения неимущих девушек шли как нельзя лучше.

В тулонской каторжной тюрьме заключенные живо интересовались «тайной кабачка»; смеялись над теми, кто туго соображал, но и сами вряд ли могли разобраться, где зарыта собака.

На этот раз отрицать, что Лезорн жив, не было возможности: долговязый Адольф, давно его знавший, категорически утверждал, что Эдм Паскаль — это Лезорн. Дело Бродара пришлось пересмотреть. К несчастью, «правосудие» уже свершилось, и голову Жака никак нельзя было водворить на прежнее место. Впрочем, казус произошел не в первый раз и, наверное, не в последний.

Господину N., совсем одряхлевшему, оказалось не под силу вести дополнительное следствие; оно было поручено знакомому нам молодому Феликсу. Обстоятельства дела распутали; заговорили о реабилитации.

Однако во Франции реабилитация (это мало кому известно) не сопровождается публичным заявлением о невиновности осужденного, о том, что он подвергся наказанию по ошибке. Нет, реабилитация по суду — простая формальность, имеющая целью предотвратить неприятности, которые могут постигнуть жертву судебной ошибки. Но казненному Бродару уже никакие неприятности не грозили… Не было в живых и его сына. Клара Буссони, почти утратив рассудок, лежала в тюремном лазарете; ей грозил штраф за то, что она вышла замуж под чужим именем, и брак ее был признан недействительным. Анжела опять томилась в Сен-Лазаре за нарушение правил полиции нравов: ведь она больше года не являлась на регистрацию. Ее друзей осудили по другому делу, и повода пересматривать его не имелось: ведь процесс тех, кто «оклеветал» руководителей приюта, не был связан с процессом Лезорна.