Что его будут спрашивать о Розе Микслен? Этой девочки Гектор боялся больше всего на свете. Он вспомнил, как Роза в агонии пристально глядела на своих убийц, шепча: «Я никак не могу умереть!» Он вспомнил, как душил детскую шейку, пока на ней не порвалась лента; вспомнил сад, где он вырыл могилу в промерзшей земле, вспомнил испугавший его вздох, зловещее мяуканье кошки на дереве… Его обступили призраки; впереди всех — маленькая Роза. Ее щечка, прокушенная Эльминой, кровоточила, и Гектору казалось, что это течет его собственная кровь… Извиваясь, как червяк, он упал на пол.

Этой ночью у графа де Мериа еще сохранялись проблески разума; к утру же он потерял рассудок окончательно. Он не узнал ни умирающей Валери, которую привезли домой, ни ее матери, вызванной телеграммой. Его отправили в сумасшедший дом.

Госпожа Руссеран горячо благодарила Амели, а та, удивленная, что с нею обращаются как с порядочной женщиной, осталась ухаживать за Валери. Агата боялась, что огласка удручающе подействует на дочь, и хлопотала о прекращении начатого следствия. Ей удалось этого добиться, так как преступника все равно не поймали; к тому же он служил в полиции, и дело постарались замять.

Какие несчастья постигли семью Руссеранов! Поистине, каждый поступок, хороший или дурной, — это зерно, рано или поздно дающее входы…

В тот день, когда заметка, реабилитирующая Эльмину, появилась в клерикальной прессе, Девис-Рот принял двух посетителей. Одного он вызвал сам; другой же явился без приглашения и крайне раздосадовал иезуита.

Вызванный им г-н N. вошел, низко кланяясь. Неудивительно: последнее время радужные мечты унесли его так далеко, что он совершенно забыл о святой матери-церкви, и Девис-Рот взялся напомнить ему об этом.

— Меня изумляет образ ваших действий, милостивый государь! — промолвил священник, смерив вошедшего суровым взглядом.

— Не знаю, ваше преподобие, чем вызван этот упрек? — отозвался следователь, который отлично понимал, в чем дело.

— Как это вы могли быть столь неосторожны и допустить скандал, имевший место на днях?

— Весьма сожалею, но меня заставили…

— Я отнюдь не хочу мешать правосудию и вовсе не собираюсь брать под свою защиту графа де Мериа или госпожу Сен-Стефан, людей совершенно чуждых делу церкви. Находившийся в их ведении приют основан частным благотворительным обществом, и я не вправе вмешиваться в его дела; однако тот, кто возводит хулу на всевышнего, всегда виновен.

— Но, ваше преподобие, — повторил г-н N., — я уже имел честь сказать вам, что действовал по принуждению.

— Когда дело идет о церкви, вы сами должны принуждать свою совесть. Вы забыли, что существует лишь одна истинная власть: та, что представляет Бога на земле. Вы перед нею провинились; если вы станете ее врагом, она сумеет расправиться с вами.

Дело принимало плохой для г-на N. оборот, и он приуныл. Путь полицейского чиновника не всегда усыпан розами…

— Что же я должен делать, ваше преподобие? — смиренно спросил он.

— Вести дела так, чтобы избегать всяких скандалов; начинать любое дело, и важное и незначительное, с устранения всего, что может служить победе неверия. В те времена, когда владычествовала церковь, она ввергала своих противников в искушительное пламя аутодафе; теперь же она вынуждена действовать осторожно, втайне от всех.

Иезуит говорил с каким-то исступлением; глаза его, глубоко запрятанные в орбитах, горели. Г-н N., от природы трусливый, был устрашен и удалился чуть не ползком. Один повелевал, другой пресмыкался; один был из касты верховных жрецов, другой — из породы лакеев… Вошел второй посетитель — уже известный нам врач-психиатр, который не чуждался клерикалов.

— Ваше преподобие, — сказал он, — прежде, чем обратиться к правосудию, я решил поговорить в вами. Мне хотелось пощадить несчастную начальницу этого проклятого приюта; я так бы и сделал, если бы не ее бегство, лучше всяких улик доказывающее ее виновность.

Он рассказал Девис-Роту обо всем, что происходило в приюте, о том, как Клара убежала, как ее арестовали.

— Откуда вам все это известно? — спросил Девис-Рот.

— Не могу открывать вам источник, но ручаюсь за достоверность.

— Разрешите мне усомниться, — сухо сказал иезуит. — Чтобы судить о чем-нибудь, мы должны не только иметь доказательства, но и знать их источник.

Старый врач увидел, что священника не переупрямить.

— Об этом будет сообщено в дальнейшем, — сказал он.

— Все равно. Госпожа Сен-Стефан мне мало знакома, но брызги грязи, поднятой этим скандалом, превратятся в целые комья и полетят прямо в лицо церкви. Вот что произойдет. Я не могу этого допустить. Вам, людям науки, нет дела до религии, утешительницы обездоленных, матери сирот; но я защищаю ее всеми способами, слышите?