— И ведь надо же: я сама ее отдала! — причитала бедная женщина.

Луизу отвели к соседке, и Анжела отправилась с тетушкой Николь в приют. На свежем воздухе они немного пришли в себя. Де Мериа, вероятно, принимает участие в делах приюта для того, чтобы заслужить себе репутацию благотворителя. Если он и заманивает туда детей, то ведь последние находятся под неусыпным присмотром г-жи Сен-Стефан. Эта мысль несколько умерила их страхи.

В приемной уже собралось с десяток женщин. Заученным тоном Эльмина рассказывала им о «милых малютках», о заботах, какими они окружены, и о том, как она счастлива, что здоровье большинства девочек значительно улучшилось. Бедные матери были в восторге.

Дети вместе с учительницей направились в столовую обедать, а матерям, большей частью прибывшим издалека, предложили в приемной по чашке шоколада. Какая любезность со стороны начальницы! Среди присутствующих был только один мужчина, вдовец, он смотрел на Эльмину с немым обожанием. Бедняга недавно потерял жену, умершую от лишений; как же ему было не боготворить ту, которая (как он думал) спасла его дочь? Все держали себя словно в церкви: разговаривали шепотом, опустив глаза.

В углу приемной сидел Гектор и читал номер «Небесного эха», где в высокопарных выражениях восхвалялась его деятельность. Графа де Мериа изображали благодетелем, раздающим беднякам не только хлеб насущный, но и духовную пищу. Не хватало только причислить его к лику святых, наравне со св. Лавром, покровителем вшей… Г-жа Сен-Стефан тоже не была забыта в этой льстивой статье — литературном дебюте какого-то петушка из клерикального курятника.

Но, несмотря на расточаемые похвалы, де Мериа не мог забыть страха, пережитого им накануне. Между ханжескими строками статьи ему чудился отчет об убийстве…

Эльмина приняла картинно-благочестивую позу, рисуясь перед женщинами, исполненными благодарности к ней. Уже давно девочки не выглядели такими здоровыми. Немалую роль тут сыграло, конечно, исчезновение малаги и прекращение оргий, которые именовались «детскими вечерами». Приемная имела весьма торжественный вид; у ног мраморной богоматери курился ладан. Появление тетушки Николь и Анжелы нарушило это благолепие.

Анжела, заметив графа, собралась привести неотразимые доводы и настоять на отъезде сестры. Но тетушка Николь, поклонившись, заговорила первая.

— Сударыня, — сказала она, — я приехала с племянницей выразить вам глубокую благодарность и забрать девочку, так как мы вынуждены покинуть Париж.

Еще никогда тетушка Николь не произносила столь длинной речи. Она тщательно подготовилась к ней в дороге.

Эльмина поднялась, чрезвычайно взволнованная.

— Это невозможно! — воскликнула она. — Перевозить девочку — значит подвергнуть ее жизнь серьезной опасности.

— Господин де Мериа, — вмешалась Анжела, — наверное, не откажется поддержать нашу просьбу, хотя бы ради моей подруги Олимпии, к которой он когда-то был так добр!

Теперь вздрогнул и Гектор. Ему показалось, что он где-то видел Анжелу; ей, очевидно, было известно кое-что из его прошлого. Все это грозило крупной неприятностью.

— Пожалуй, можно разрешить родственникам маленькой Софи забрать ее, — сказал он. — Во всяком случае, мы их предупредили, что переезд может оказаться для нее гибельным.

— Конечно! — подтвердила Эльмина.

— И все же это необходимо, сударыня! — возразила тетушка Николь.

— Будь это ее собственная дочь, — шептались женщины, сидевшие в приемной, — она не стала бы так рисковать!

Слова Анжелы они поняли просто как напоминание о каком-то добром деле, совершенном графом.

— О, не считайте нас неблагодарными, — сказала тетушка Николь, как бы отвечая на мысли матерей. — Мы забираем Софи только потому, что уезжаем из Парижа, вот и все.

Госпожа Сен-Стефан, заметив, с какой злобой Анжела взглянула на Гектора, догадалась, что дело пахнет скандальными разоблачениями.

— Подождите минутку, я сейчас приду, — сказала она.

Вернувшись через некоторое время, она заявила.

— Я была у Софи. Девочка очень слаба; к тому же у нее начинается кризис, вызванный сильнодействующим лекарством. Можете ее увезти, но вам придется взять всю ответственность на себя.

— Мы согласны, — ответила Анжела.

Эльмина снова вышла. Все молчали. Вернувшись, она пригласила Анжелу и тетушку Николь следовать за нею и ввела их в небольшую комнату, смежную с классом. Софи лежала там почти в беспамятстве; лицо ее было мертвенно-бледно, полуоткрытые глаза блуждали, губы посинели.

— Господи! Никак она умирает! — воскликнула тетушка Николь.

Анжела с безмолвным ужасом смотрела на сестру.

— Я вас предупреждала, — холодно ответила Эльмина.

Анжела взяла Софи на руки и вместе с тетушкой Николь покинула приют. Г-жа Сен-Стефан вернулась в приемную. Де Мериа, не отличавшийся таким присутствием духа, как его сообщница, не мог скрыть беспокойства.

— Как девочка? — спросил он.

— Это будет ее последняя поездка, — шепнула Эльмина.

Вновь воцарилось молчание, прерываемое лишь жалобным мяуканьем кошки, доносившимся из сада.