Шрифт:
– Да, я понимаю, - соглашается рыбак.
– Но что же мне, плясать?
– Пляши, Петр, пляши. Давай плясать вместе. Царь Давид плясал перед Ковчегом Завета, а с нами тот, кто больше ковчега. Он - Христос! Пляши, Петр, - Иоанн хватает рыбака за руку и тянет в круг.
– Давай! Будем плясать!
Петр смущенно смеется.
– Моя жена решит, что я пьян! - отмахивается он.
– Пусть думает! И пусть эта луна думает, что мы пьяные. Я пьян от счастья. Пляши же, Петр!
Пес, доев свой ужин, смотрит с большим интересом на двух танцоров, бросается к хозяину и начинает кружить вокруг него, забегая то слева, то справа, словно тоже сошел с ума и хочет плясать под круглой и серебряной, как денарий с ликом Дианы, луной.
– Все, хватит, - останавливается Петр и грозит разлаявшемуся от радости псу, - молчи, дурак! Всех соседей поднимешь.
Пес не унимается и продолжает с лаем носиться вокруг них, требуя продолжения танцев под луной.
– Петр, - раздается голос Циллы от дверей, - да уйми же его! Совсем он рехнулся!
Петр, как застигнутый на месте преступления, сконфуженно обещает:
– Он больше не будет. Пес, молчи, - и треплет его по голове.
Пес лижет ему руки.
– Иоанн, - просит он, - принеси еще рыбы.
Когда юноша появляется в доме, все замечают его возбужденное настроение. Иоанн лихорадочно приближается к столу.
– Там собака разлаялась, - дает он объяснение, которое никак не объясняет его собственное состояние, хватает рыбу со стола и опять исчезает.
Пес, получив свою награду, бережно берет ее в зубы и уносит в дворовую тень, туда, где Петр зарыл кровь тещи четыре месяца назад.
– Пойдем в дом, - говори он.
– Подожди.
– Иоанн становиться серьезным.
– Петр, мы завтра уходим в Иерусалим.
– Завтра?
– Завтра утром. Ты с нами?
У Петра возникает странное ощущение, что судьба сама принимает за него решение, устав от его неопределенности, и указывает ему выход. Петру нужно только подчиниться своей судьбе и с чистой совестью последовать за Иисусом. Он застывает перед первым шагом.
– Ну же, Петр! Скажи, как Матфей: завтра - так завтра!
– Матфей тоже идет?
– Все идут. Матфей таможню бросает. А тебе и дверь запирать не надо. Жена дома остается.
– В том-то и дело, - жена.
– Так ведь не навсегда. Временно.
– Временно,- как эхо повторяет рыбак.
– Надо поговорить с Андреем.
– Так пойди и поговори.
– А ты? Идешь?
– Я еще посижу немного.
Петр уходит. Иоанн остается в пустом дворе. Некоторое время он слушает окружающую его тишину ночи. Человек никогда не бывает один, он всегда наедине с собой, и нет у него лучшего слушателя, более терпеливого, чем он сам. Человек - это всегда “мы”. Две ипостаси души Иоанна - первородный Я и узнавший себя Ты ведут задушевную беседу. Поистине, если бы человек не был способен говорить с собою и себе самому, он никогда бы не научился говорить с тем, что называет своим Богом - всезнающим и всевидящим, вездесущим и понимающим каждого из человеков: и глупого, и умного, и праведного, и грешного, и великого, и ничтожного.
Из темноты двора возвращается пес, неуверенно смотрит на юношу, повиливает хвостом и, не встретив враждебности от гостя своего хозяина, ложится у его ног. Возможно, псы тоже умеют вести внутренние диалоги, и тогда им тоже знаком Бог, который понимает всех собак и знает, отчего они воют на луну. Возможно, этот задумчивый, погрустневший пес у ног Иоанна тоже говорит сейчас со своим собачьим богом.
По крайней мере, самому Иоанну кажется, что ночь самое подходящее время для молитв. Ночью на небесах тоже царит тишина и покой, и архангелы, опершись о мечи, дремлют на страже. За последние месяца юноша произвел радикальные перемены в своем Боге: грозного Царя Неба сменил милосердный Отец Небесный. Он чувствует его любовь, он видит ее повсеместно. Иоанн поворачивается спиной к бесстыдной луне и благодарит Небо за любовь.
“Отец наш, пребывающий на небесах, да будет свято имя твое, да придет Царство твое, да будет воля твоя на земле, как и на небе. Отец наш небесный, прости нам грехи наши, как мы прощаем врагам нашим. И благодарю тебя, Отец наш, что прислал нам Иисуса Христа”.
Наедине с собой он возвращается в дом притихший, как притих пес, получивший свою награду, и молча занимает свое место одесную Иисуса, и вновь погружается в музыку учительской речи.
Иисус говорит Петру:
– Не потому ты видишь дом, что он есть, а потому он есть, что ты его видишь.
Рыбак не скрывает своего недоумения.
– Учитель, этот дом построил отец моего отца, когда меня и в помине не было. Как же он может быть оттого, что я его вижу? Разве его не было до меня?
– Разве ты один на этом свете? Не было тебя, но были твой отец и дед. Они тоже имели души и носили в себе язык. Человек - творец мира. Но если бы не было ни тебя, ни твоего отца и никого из живых, в ком хранится язык, то в мире не нашлось бы и камней, из который сложен этот дом. Думаешь, если бы в мире не осталось ни души, то солнце всходило бы над мертвыми городами, и звезды заглядывали бы в пустые дома? Говорю тебе, без языка в этом мире не будет ни солнца, ни городов, ни звезд. Без души мир есть Царство Небесное, где обитает только Святой Дух, и нет ничего более. Повторяю вам, мир есть язык, а душа - хранилище его. Я знаю, что трудно вместить в себя это, но постарайся, Петр, запомнить и понять это. Это - главное, что должен знать всякий человек.