Впервые же «Христа во гробе» изобразили на миниатюрах греческого Евангелия из Ка- рахиссар в конце XII века. Есть аналогичное изображение «Akra Tapeinosis» и в диптихе из греческого монастыря Метеоры. Оно написано около 1381 года и принадлежало основателю монастыря Иоасафу Урошу Палеологу. На обо­ роте диптиха сохранилась надпись о назначе­нии образа: в церемонии страстных дней икону возлагали прямо на эпитафию-плащаницу, ко­торая устанавливалась в центре храма.

Но еще более потрясающей является дру­гая икона. Она происходит из сербской Пра­вославной церкви в Белграде. Надпись на цер- ковно-славянском языке упоминает сербского короля Уроша II Милутина (1282-1321), икона была вкладом его вдовы в Милютинский мавзо­лей-храм в Баньский монастырь. На иконе обна­женный Христос, словно реально положенный на плащаницу, изображен со скрещенными на жи­воте руками и кровавыми ранами распятого.

Откуда взялась эта плащаница на иконе? Ведь очевидно, что прототипом ее была верти­кально подвешиваемая завеса.

Возможно, это объясняет и тот способ, кото­рым когда-то закрепляли в Фаросской часовне Константинополя мандилион-плащаницу. Верх­нюю лицевую часть плащаницы поднимали до уровня скрещенных рук Спасителя со следа­ми крови от гвоздей Распятия. Дж. Джексон изучал Туринскую плащаницу и подтверждает наличие специфических поперечных складок в центре лицевой и оборотной сторон пелены, свидетельствующих о подобном сгибе ткани в течение длительного времени. Им же установ­лен факт прикрепления сложенной пополам плащаницы к поднимавшему ее в этом месте брусу, на котором она была закреплена.

Пятница, избранная для демонстрации рели­квии, когда отпечаток мертвого тела был досту­пен для созерцания, прямо соответствовала дню еженедельной памяти Креста и Распятия. Д. Паллас пишет, что не исключено и то, что «устрой­ство, на котором плащаница с образом мертвого Христа поднималась из ларца-реликвария, было оформлено в виде креста, сделанного в меру и наподобие Голгофского. Такой крест с частицей Истинного Древа, соединенный с реликвией ко­пия, в 532 году Феодор Петрский в энкомии на св. Феодосия упоминает в алтаре Иерусалимской базилики на Голгофе» [7] . Об этом сохранились так­же свидетельства в латинской рукописи XII века: «Мера длины Тела Христова, которая была снята верными мужами в Иерусалиме. Император Юс­тиниан сделал согласно длине тела крест» [8] .

Специалисты по иконографии могут сделать вывод, что иконография ликов Христа «не плод интеллектуального и литургического творчества, но образ исторический, с самого начала сво­его существования обязанный нерукотворной реликвии Христа, точно передавшей черты ле­жащего в гробу Господа» (Шалина И. А. Икона «„Христос во гробе" и нерукотворный образ на Константинопольской плащанице». Из мате­риалов конференции «Научные и богословские аспекты исследования Туринской плащаницы и чудесных знамений, происходящих в Право­славной церкви»).

На Руси иконы «Христа во гробе» и «Спас» ассоциировались именно с плащаницей Иисуса, символом-реликвией. Об этом свидетельству­ ет и Максим Грек, называвший такие иконы «нерукотворным образом Спасова схождения». Об этом говорит и то, что хоругви со «Спасом Нерукотворным» украшали русское воинство уже на Куликовской битве.

Московский историк М. Чегодаева сравнила лик, изображенный на Туринской плащанице, с одним из первых изображений Христа Пантокра- тора (Вседержителя), иконой, которая хранится в монастыре Св. Екатерины на Синае и датируется V веком. Когда Чегодаева, пользуясь методами криминалистики, наложила один «портрет» на другой... изображения полностью совпали.

Продолжение легенды о плащанице

Король Людовик IX в спешном порядке укреп­лял для защиты от неверных крепость Марса. Кроме этих мер безопасности, он приказал сво­им людям молиться, чтобы поскорее появились на горизонте сицилианские корабли. Однако проходил июль, а сицилианского флота так и не было видно. Зато появился другой, нежданный и неже­ланный гость: в лагере началась эпидемия. Несколько дней подряд крестоносцы стра­дали от немилосердной жары. И вот однажды рухнул стоявший в карауле воин, да так и остался лежать на земле без сознания. Когда товарищи бросились к нему, они не догадались, жертвой какой болезни он пал, но первые злые подозрения уже зародились. Словно волк, чья жажда крови пробудилась после первой жертвы, эпидемия начала соби­ рать свою страшную жатву — вот еще один крестоносец, еще один... В палатках гибли люди. Сначала это были отощавшие служки, затем молодые воины, и наконец эпидемия до­бралась до знатных рыцарей. Их сотрясали мучительная тошнота и рвота, затем начи­налась горячка, а незадолго до смерти мучали слабость и паралич. Король тут же приказал срочно хоронить тела умерших и удвоил коли­чество богослужений в лагере крестоносцев.

Никто не знал, как переносится болезнь, а если и догадывались, что причиной ее возник­новения стала вода, то предположения эти мало помогали, ибо смерть от жажды была не менее ужасна, чем смерть от мора. Регу­лярные объезды деревянных телег, на которые сбрасывали тела умерших, стали жуткой, но неизбежной данностью, ужасным, но уже при­вычным видом, и никакие старания походных лекарей не могли сдержать алчную смерть. За крепостью была вырыта огромная ямина, в которую сбрасывали жертв эпидемии. Сверху тела посыпали известью и смешанной с пес­ком землей. В августе жара сделалась еще сильней, а вместе с ней выросло и количество умерших. Эпидемия ослабила королевскую армию, и не только потерей воинов — нет, упали дух и ве­ра. Крестоносцы молили Бога о благословении. И вместо этого он послал черный мор. Многие в армии с горечью признавали, что Всемогущий явно не на их стороне. Хотя никто не верил в то, что Бог был на стороне неверных, немалое количество рыцарей заподозрило, что кресто­ вый поход с самого его начала был для Господа делом неугодным. Другие же считали, что Бог впрямую указывает им уйти из земель Туниса и направиться прямиком в Святую землю...

Только к середине августа эмир узнал о катастрофе в лагере крестоносцев. Тут же принц Халид бросился к Жану-Пьеру.

— Великое несчастье пришло в лагерь тво­их соплеменников! — оповестил юного барона де Вуази принц Туниса. — Страшная болезнь явилась в их лагерь, и смерть отняла множе­ство жизней.

— Как? — в ужасе воскликнул Жан-Пьер. — И откуда появилась эта болезнь?

Халид утешающе похлопал друга по плечу: в глазах юного де Вуази стояли слезы.