Шрифт:
— Ну? Я тебе не нравлюсь?
— Мне нравится тебя трахать, Мирелла. А что до остального — боюсь, что нет, не нравишься.
Ему хотелось быть с ней жестоким, но она, казалось, ни капельки не оскорбилась. Просто тихо рассмеялась и прижала его руку к своему бедру, пока её тепло не начало разливаться вверх по его пальцам, и он не отодвинулся.
— Вполне честно, — ровно сказала она. — Но ты ведь всегда был честным, так, Ноэль? Даже когда это шло вразрез с твоими собственными интересами. Да и я кое с кем встречаюсь. Но я буду в городе всё лето. Ты знаешь, где меня искать.
Он собрался уже было сказать ей, чтобы она не ждала его звонка, затаив дыханье, но вместо этого просто ответил:
— Хорошего лета.
Выходя из приёмной, он слышал, как она напевает у него за спиной.
На доске объявлений возле кафедры вывесили итоговые результаты старшекурсников за этот семестр. Ноэль протиснулся мимо десятка сгрудившихся вокруг списков студентов, обменявшись кивками с теми из них, кто посещал его занятия. Он поздравил Гретхен Штраусс с отличным завершением года, попрощался со всеми. Он радовался окончанию семестра так, словно сам был студентом. На мгновение он забыл, что следующего семестра у него не будет. Только бар, мир теней и опасные игры с мистером Икс.
На велосипедной стоянке возле здания он увидел Пола Воршоу, который как раз снял цепь со своего «Пежо». За последнюю пару месяцев Полу случалось видеть Ноэля за стойкой в «Хватке», но парень никогда к нему не подходил, неизменно обращаясь к Бадди, Чаффи или любому другому бармену, и ни разу не заговорил с Ноэлем ни в баре, ни на занятиях.
— Вы написали очень хорошую курсовую, — сказал Ноэль, отстегивая свой «Атала». — Вы не думали о том, чтобы развить тему для возможной публикации?
На Пола как будто напал приступ косноязычия. Он пробормотал какие-то слова благодарности. Нет, он считает, что эта тема недостаточно интересна, чтобы её стоило развивать.
— Какие курсы вы планируете посещать в следующем семестре? — спросил Ноль. Раз уж ему удалось поймать Пола, он не собирался отпускать его так просто, тем более что в этой академической обстановке явное преимущество было на его стороне.
Пол коротко пересказал свое расписание на следующий семестр.
— Я не нашел вашего имени ни под одним из курсов, — внезапно сказал парень.
— Я взял академический.
— О?
Ноэль поймал себя на том, что оценивает Пола. Парнишка был симпатичен: свежий цвет лица, светлые, только-только отпущенные усики — молодой, но старше, чем Ларри Вайтэл. Не такой многоопытный, как Ларри, конечно, — а с другой стороны, кто ещё мог похвастаться таким опытом, независимо от возраста? Но хорошенький. Большие темные глаза. Длинные прямые волосы, которые спадают на лоб, так что их приходится убирать движением руки. В «Хватке» он должен пользоваться успехом.
— Я подумал… Я подумал, может быть, вы решили всё это бросить, — сказал Пол.
Ноэлю пришло в голову, что, пожалуй, ему следует как-то объяснить Полу свой отпуск. И все-таки никакая осторожность в том, что и кому он говорит, не может оказаться излишней.
— Ну, преподаванием жизнь не ограничивается.
Пол тоже понял, что это не ответ.
— Я правда вами восхищаюсь, — сказал он. Звучало искренне.
— Почему?
— Потому что вам нет никакого дела, что другие о вас думают.
— А что они думают?
— Хотите сказать, вы не знаете? — И, поскольку Ноэль явно не знал, Пол спросил: — Вы не заходили в библиотечный туалет, в третью кабинку?
— Да нет, по-моему, не заходил, — сознался Ноэль.
— Там на стенке было написано… про вас, — объяснил Пол и залился краской. — Я… там уже ничего нет. Я исправил сверху.
— А что там говорилось?
На лице паренька отразилось страдание, а потом слова выплеснулись потоком:
— Там было написано: «Профессор Каммингс — первоклассная вертихвостка». Это не я написал.
— Я бы и не подумал, что это ты.
— Неужели вам всё равно?
В данный момент Ноэлю действительно не было до этого дела. Мучений Пола и его гнева казалось вполне достаточно. Ноэль знал, что в прошлом году, возможно, ещё три месяца назад это бы его раздавило. Может быть, когда-нибудь потом ему опять станет не всё равно. Но не сегодня. Не сейчас, когда на кон поставлено гораздо больше.