Шрифт:
«Где он опять? — думала она о муже и невольно вспоминала последний скандал. — До каких же пор это будет? Что он от нас хочет?»
Из коридора послышались шаги.
«Идет! — встрепенулась Любовь Петровна и вскочила с дивана, направляясь в кухню за ужином. — Вот сейчас сядет за стол, а я ему все выложу. Так и скажу: хватит, мол, дурить, Михаил, образумься, пока не поздно, не позорь нас, а то сил нет терпеть. Не дай бог, рассыплется семья — уйдет от нас Верочка, тогда волосы на себе рвать будешь».
Она вынула из духовки ужин и понесла на стол. Вошел Михаил.
— Не буду, сыт, — отказался он от ужина и направился в свою комнату.
«Ну вот, — болезненно поморщилась Любовь Петровна, — опять, наверно, в столовую ходил! Что подумают люди», — и сама удивляясь своей смелости, Любовь Петровна загородила собою дверь.
— Нет, Миша, ты постой, — сказала она с дрожью в голосе, чувствуя, как всю пробирает нервный озноб, — я должна с тобой поговорить… мы решить должны… иначе…
— Ну-у? — выжидающе произнес Заневский и остановился.
— Миша, так продолжаться не может, — сдерживая волнение и злясь на себя за выступившие слезы, начала Любовь Петровна, — неужели у тебя нет к нам никакой жалости, уважения?
— Что тебе от меня надо?
— Прости Верочку, ведь она тебе хотела…
— Оставь, не до вас мне!.. Надоело! — в сердцах оборвал он жену и, отстранив, шагнул к двери, но Любовь Петровна схватила его за борт пиджака.
— Миша, ты зря на Верочку злишься, что написала она заметку, — быстро, глотая концы слов, заговорила Любовь Петровна, решаясь на крайность. — Это я виновата, я заставила написать ее! Да-да, я, я, я!.. Я решила, что лучше пусть тебе будет неприятно, но чтобы заметка помогла, чем тебя бы судили или, как Скупищева, исключили из партии.
— Ты-ы-ы? — протянул Заневский, поворачиваясь к жене.
Его широкое лицо помрачнело, перекосилось от гнева, стало белым. Заскрипели стиснутые от возмущения зубы, руки сжались в кулаки.
— У-хо-ди! — сдерживая себя, прошипел он. — Чтобы глаза мои тебя не видели!
Заневский брезгливо поморщился и ушел к себе.
35
Любовь Петровна проснулась задолго до рассвета.
Сегодня уезжает на курсы Верочка, единственный человек, с которым она могла обо всем поговорить, посоветоваться… Теперь она должна остаться совсем одна. После вчерашнего разговора с мужем это особенно тяжело.
«А, может быть, — светлым лучом ворвалась в сознание надежда, — Миша станет тосковать по дочери, изменит свое отношение и ко мне. Все-таки ему тоже тяжело сейчас одному. Пока терпит, крепится, но, в конце концов, прорвет его, не выдержит одиночества, и тогда опять все будет хорошо».
Верочка тоже плохо спала ночь.
Стараясь не шуметь, она оделась и, тихонько пройдя мимо кухни, остановилась у комнаты отца. Потянула за ручку. Отец не спал. Вид у него был больной и усталый: под глазами мешки, лицо осунулось, в глазах безразличие. Верочка даже растерялась в первый момент.
— Ну, что скажешь, дочка? — нетерпеливо-холодно проронил Заневский.
— Папа, я хотела бы что-нибудь от тебя услышать, — сказала Верочка обиженно. — Может быть, скажешь что-нибудь на прощание?
— То есть?..
Широкие брови Заневского дрогнули, в глазах мелькнул испуг:
«Неужели уйти решила?»
— Я хотела сказать, что еду на курсы на специализацию…
«Фу-уу, — облегченно вздохнул Заневский, — а я-то думал…»
— Желаю успеха, дочка, — притворно-весело сказал он, поднявшись с кровати. — Возвращайся…
— А как мама? — тревожно проговорила Верочка.
«Ах вот что тебя беспокоит!» — Заневский пренебрежительно поморщился.
— А это тебя пусть не тревожит. Мы с ней сами разберемся в своих отношениях. А ты учись и не думай о нас. Пиши, не забывай…
— Спасибо, папа, — Верочка, обняв, поцеловала отца. Но на душе было тяжело.
Восток наливался золотом. Заиграл с пожелтевшими листьями берез проснувшийся ветерок. Радуясь солнцу, оживленно зашумела тайга.
Заневский вышел из своей комнаты.
— Папа, ты сегодня завтракать-то с нами будешь? — ласково улыбнулась Верочка.
— Да, — и он поставил на стол бутылку вина.
— Выпьем, дочка, за твои успехи.
— Спасибо, папа… За мир в нашей семье.
Заневский чокнулся с ней, хотел выпить, но, прочтя в глазах дочери ожидание, помедлил и нерешительно чокнулся с женой. Верочка с облегчением вздохнула.
К дому подъехала машина.
— Ну, дочка, до свидания! — сказал Заневский, провожая ее. — Надо что будет, пиши, сделаю.