Савия завладела мной полностью, в этот раз, войдя даже в сознание. Она не позволяла спастись в беспамятстве, потому что питалась и эманациями мучений тоже. Я почувствовала, как странный разум вошёл в меня и слился в единое целое. В этот момент одной загадкой стало меньше. Теперь уже не тайна, для чего я понадобилась савии. Она готовилась произвести семена, а донор нужен для успешного размножения. Это растение поднималось из глубин тонкого мира чрезвычайно редко и лишь для того, чтобы найти подходящий живой и достаточно сильный организм для воспроизводства новой колонии. Вот только, что станет с сосудом, когда процесс завершится? В какой-то момент стало не до поисков ответов в хитросплетениях чуждого разума.

Позвоночник горел огнём, словно по нему тёк расплавленный металл. Высосанная из меня за девять ночей энергия концентрировалась в плотном коконе посредине живота. Мышцы натянулись, как у беременной женщины перед родами, а сгусток из ростков и энергии продолжал разрастаться внутри. Реальность становилась эфемерной, физический мир смешался с первым слоем тонкого мира, утратив границы. Савия открывала мир энергий слой за слоем, используя накопленную силу. И мне не нужны глаза, чтобы видеть и чувствовать изменения здесь.

Стенки брюшной полости не выдержали и лопнули, раскрывшись подобно экзотическому цветку. Из его сердцевины в глубинные слои мира энергий устремились крохотные песчинки — семена. Они получали жизнь в полной тишине, чтобы когда-нибудь появиться в физическом мире с единственной целью — размножиться. Какое существо может выдержать подобное? Кто в состоянии понять, что такое катарсис боли? Похоже, что я дошла до своего предела выносливости и всё же, непостижимым образом это продолжалось секунда за секундой. Разум рассыпался на части, теряя себя в бесконечной, невыносимой агонии.

— Когда будет совсем плохо, когда не останется сил терпеть, вспомни Эбилл, подумай обо мне и мы встретимся вновь, — из памяти возник знакомый голос. Я потянулась к нему, как за последним глотком воздуха, как к единственному свету и увидела дорогой сердцу лик.

— Я сделала, что могла и теперь готова прийти, мой бог, — мысль, пронзившая невероятное расстояние, достигшая далёкого Эбилла.

Немедленный отклик потянул меня прочь из Мотейры. Душа покидала истерзанное тело, в котором чудом теплилась жизнь. Магический источник вцепился в отлетающую душу мёртвой хваткой. Прочь от боли и темноты. Духу не нужны глаза, чтобы видеть и слышать.

Дверь спальни бесцеремонно вышибли ногой, и она с грохотом ударилась о стену. На пороге стояла Аяна с красными от злости глазами и сжатыми кулаками. Единорог вырвалась из ловушки и теперь жаждала отомстить. Аура пылала багряными росчерками. Но увидев моё тело со вскрытым животом, гнев схлынул без следа. Она застыла в секундном шоке, а потом закричала. Аяна кинулась к опустевшей оболочке, которая некогда была её подругой и упала рядом на колени, прямо в лужу крови.

— Родная, что угодно, только не это! Пожалуйста, не покидай меня! Что мне сделать?! Скажи, я на всё готова. Только не бросай, не оставляй! Только не ты! Ты не можешь так со мной… Я не смогу без тебя!!! Я не хочу без тебя!!!

Аяна захлебывалась в словах, кричала, а руками пыталась собрать разорвавшуюся кожу на моём животе. Обрывки расползались под скользкими пальцами, но девушка соединяла их снова и снова, будто это имело теперь какое-то значение. Она запрокинула голову и протяжно, горько завыла, вкладывая в леденящий душу вой весь надрыв и тоску.

В мире пробуждалось утро нового дня, только меня в нём уже не будет. Рассвет коснётся старого дома, постучится в занавешенные окна и лес вокруг очнётся ото сна. Новая жизнь оказалась не по плечу Паулине Кейб. Я покинула Мотейру под жалобный плач Аяны и устремилась туда, где нет боли и страданий, туда, где меня давно ждут.

Густой туман повис над тихой водой. Молочно-белый саван укрыл от звуков и красок, он обступил со всех сторон, но не угнетал, а скорее убаюкивал тишиной и покоем, дарил то, о чём так отчаянно мечталось. Даже сквозь плотную занавесь проглядывались два ярких пятна вверху, одно из которых непрерывно пульсировало. Их нельзя спутать ни с чем другим и невозможно забыть. Через пелену тумана просачивались мельчайшие лучи двух светил Эбилла. Под их неярким светом моя душа наполняла сосуд плоти — дар хозяина этого мира. Она вновь ощущала, как пробуждается жизнь в каждой клеточке юного тела. После пережитых немыслимых страданий опять почувствовать надежду почти больно, страшно, едва ещё возможно. И всё же…

Я расслабленно качалась на воде, окружённая белым облаком и вдруг отчаянно захотела ощутить себя по-настоящему живой. Рука медленно потянулась к лицу, пока её очертания не обрели ясность. Тоненькие, длинные пальчики с аккуратными ноготками и гладкой кожей, складочки на сгибах, голубые змейки едва заметных вен, но никаких ран и язв, никакой боли. Из глаз брызнули слёзы, бог мой, я снова могла плакать! Как отблагодарить тебя за все эти подарки? Обе руки коснулись лица, но кроме холодка от стекающей с пальцев влаги, ничего больше не почувствовалось. Я боялась поверить, что мне совершенно не больно.