В «Пятнадцати радостях брака» женщина далека от идеала. Вот «радости», которые она может иметь благодаря браку:

Женщина любой ценой стремится получить от мужа новые наряды и украшения, в результате чего их дом и хозяйство приходят в упадок.

Вместо того, чтобы сидеть дома и следить за хозяйством, жена посещает разные веселые празднества и собрания.Жена заводит себе любовника. Муж попадает под каблук жены и поет с ее голоса.

Еще одно подтверждение недостойного поведения женщины дано в средневековом сочинении «Зерцало мирян»: «Женщина есть смущение мужчины, ненасытное животное, постоянное беспокойство, непрерывная борьба, повседневный ущерб, буря в доме, препятствие к исполнению обязанностей. Нужно избегать женщину, во-первых, потому, что она запутывает мужчину, во-вторых, потому, что она оскверняет его, в-третьих, потому, что она лишает его имущества».

Таковы типичные мужские представления о женщинах в эпоху Средневековья. Тем не менее, изучив тексты многочисленных народных баллад, а также сборников пословиц и поговорок, британский историк Дж. Шарп сделал вывод, что, несмотря на строгое разграничение функций жены и мужа, главным были любовные отношения между ними. Более того, только браки по любви считались естественными, браки же по расчету – «предосудительными и заведомо несчастливыми». «Тот, кто видит, как мужчина (каким бы добродетельным он ни был) изнывает в своем доме без ласкового общества жены, которая бережно распределяет его добро, заботится об удовольствии мужа, потихоньку держит его в узде, из боязни, чтобы он не слишком повредил своему здоровью, избавляет его от неприятностей или предотвращает их, успокаивает его, смягчает его нрав, ухаживает за ним во время болезни, составляет с ним два тела, четыре руки, две души… И он припишет это счастье не столько браку, сколько любви, поддерживающей брак. Если же ее нет, мужчина впадает в неистовство, он бежит и покидает свой дом. Если женщина не живет со своим мужем в любви, она никогда не смеется. Нет им покоя. Он хочет отдохнуть – она кричит. Их добро расточается, все идет прахом. И это – верное доказательство того, что только дружба в браке приносит удовлетворение, которое в нем ищут», – пишет в своем «Споре Безумия и Амура» лионская поэтесса Луиза Лабе.

Т. Б. Рябова подчеркивает:

«Средневековая культура была важной ступенью в формировании современных представлений о женщине и женской природе. Именно Средневековье представило наиболее развернутую и аргументированную концепцию женского несовершенства, однако именно средневековая культура содержала и ростки другого, нового отношения к женщине».

«Пятнадцать радостей брака» написаны в переходную эпоху, которая постепенно уходит в прошлое, уступая дорогу новому взгляду на женщину: хоть и не равная мужчине, она уже становится существом, за которым признается право мыслить и распоряжаться своим имуществом. Это говорит о возможности нового направления в истории под знаменем нового отношения к женщине.

Историк Лоуренс Стоун, на которого ссылается известный социолог Энтони Гидденс, различал три основные фазыв изменении семьи с XVI по XIX век от средневековых форм семейной жизни до современных. Господствующей формой семьи на протяжении многих лет являлась открытая родовая семья, которая представляла собой нуклеарную семью, имеющую собственное домашнее хозяйство сравнительно малых размеров и тесно связанную родственными связями.

«Согласно Стоуну (хотя другие историки оспаривают его утверждения), в это время семья не являлась для своих членов центром, в котором сосредоточены доверие или привязанность. Люди не достигали и не пытались достичь той степени эмоциональной близости, которую мы связываем с современной семейной жизнью. Секс рассматривался не как источник удовольствия, но как необходимость для получения потомства. Индивидуальная свобода выбора при заключении брака и другие аспекты семейной жизни были подчинены интересам родителей, родственников или общины. За пределами аристократических кругов чувственная, или романтическая, любовь рассматривалась моралистами и богословами как нечто отвратительное», – пишет Э. Гидденс.

На смену открытой родовой семье пришел тип семьи, названный Л. Стоуном изолированной патриархальной. Этот тип просуществовал до начала XVII века, и его появление ознаменовало распространение нового вида отношений. Нуклеарная семья, утратив свою связь с другими родственниками и местной общиной, стала более обособленной, вырос авторитет отца в семье. «Согласно Стоуну, изолированные патриархальные семьи были постепенно вытеснены замкнутыми, привязанными к дому нуклеарными семьями, для которых были характерны тесные эмоциональные связи между их членами, высокий уровень обособленности семьи и повышенное внимание к воспитанию детей. Этот тип организации семьи сохранился до XX века. Появление замкнутых, привязанных к дому нуклеарных семей отмечено ростом эмоционального индивидуализма, то есть заключением брака на основе личного выбора, который определяли нормы эмоциональной, романтической любви. Чувственная любовь заняла должное место не только во внебрачных отношениях, но и в браке», – пишет Э. Гидденс в работе «Социальные институты. Родство, брак и семья».

Возможность романтической любви возникла тогда, когда брак перестал заключаться только из практических соображений. И все же, несмотря на новые идеалы семейной любви, семейный долг какое-то время был предпочтительнее романтической привязанности. Распространившийся в Европе «эмоциональный индивидуализм» подготовил новую основу для брака и изменил взаимоотношения между мужчиной и женщиной.

К концу XX века семья стала закрытым для посторонних сообществом, в котором первостепенное значение приобрели эмоциональная и сексуальная близость между супругами. Гидденс считает, что, «возникнув среди более обеспеченных слоев населения, этот тип семьи с приходом индустриализации стал в значительной степени универсальным для западных стран. Выбор супруга начал зависеть от желания поддерживать с ним отношения, основанные на любви и привязанности. Брак и семья западного типа приобрели тот облик, который в общих чертах сохранился до наших дней».

В XIX веке многочисленные энтузиасты семейного дела утверждали, что семейная жизнь вполне возможна на коллективной основе. Лучшим практическим примером стала община Онейда из Новой Англии, США. Существовавшая в середине XIX века коммуна, основанная на свободных сексуальных отношениях и коллективной ответственности за воспитание детей, просуществовала около 30 лет и достигла численности 300 человек.

В 60-х годах ХХ века в Великобритании и других западных странах возникло множество коммун. Наиболее важным примером современного коммунального устройства домашней жизни является израильский киббуц. Через киббуц – коллективное хозяйство – проходит множество эмигрантов. Каждый киббуц действует как общий дом, забота о детях воспринимается как дело всей общины. С течением времени большинство киббуцев стало склоняться в пользу более традиционных форм жизнеустройства.

Интересен и опыт Швеции, которая стимулировала возвращение традиционной формы брака довольно нестандартным способом. «Шведские семьи», которые были распространены в 60– 70-х годах прошлого столетия по всей Западной Европе, представляли собой коммуны, живущие на социальные пособия, в том числе – по уходу за ребенком. Повернуть к традиционной семье шведам помогли льготы, введенные в середине 1980-х годов: три месяца оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком для отца. После этого женщины и мужчины смогли наравне работать, отдыхать и уделять внимание детям.«В развитых странах Запада с середины 1960-х годов, а в других странах Европы с конца 1980-х – начала 1990-х годов все яснее стали проявляться признаки трансформации семьи – такие, как уменьшение численности браков, их „старение“, увеличение числа нерегистрируемых браков, падение рождаемости и ее „старение“ (рождение первенцев откладывается на более поздний возраст), преобладание малодетных семей, увеличение числа внебрачных детей и распространение добровольной бездетности», – пишет А. Митрикас в статье «Семья как ценность: состояние и перспективы изменений ценностного выбора в странах Европы».