Когда великосветский треп более-менее исчерпал себя, а закуски уж тем более, перешли к делу. Игорь резко сбросил улыбку.

— Итак, мы собрались, чтобы решить, что нам делать с «АРТавиа», как бороться с этой сектой. Ольга, ты в курсе, Павел тебя посвятил?

— В самых общих чертах.

— Речь идет о людях, которые построили целую империю на этом обмане и, как следствие, на манипулировании многими людьми. Притом людьми влиятельными и обеспеченными… И это не только у нас: такая же схема действует, как я понимаю, во многих регионах. Это уже как система, как…

— Спрут, — подсказал Данила. Он каким-то чудом помнил итальянский сериал с самого нежного возраста.

— Вот именно. Наша задача — попробовать отрубить ему щупальца, а может, и завалить эту тварь полностью. Сколько можно терпеть? В конце концов!.. Вон сколько пишут про этого, как его… Забыл. Шарлатан, который якобы оживляет умерших по заказу близких и — за кучу бабок — делает так, что душа умершего якобы возрождается и вселяется в кого-то другого.

— Грабовой его фамилия, — подсказала Ольга.

— Да. Его все клеймят, с ним борются, даже посадили уже, кажется, — и правильно, потому что он пользуется тем, что у людей горе, они готовы всему поверить… Там и матери Беслана, и все… А «АРТавиа» — ничуть не лучше. Только они пользуются тем, что люди боятся летать, потому что самолеты падают оптом. Тоже — внушают, гипнотизируют…

Паша встал, чтобы выключить телик. Игорь бровью не повел, впрочем, мельком и с одобрением глянул. Все-таки что-то в нем было — харизма, что ли. Нелепый, всклоченный, полноватый, в такие минуты он преображался. Даже ирония отступала в Паше. Когда в Игоре загоралась идея, это был просто другой человек.

Сейчас он эффектно понизил голос:

— И пожалуйста, имейте в виду. Мы ввязываемся в очень опасное дело. У ребят из этой фирмы большие связи… О чем говорить, если они загипнотизировали уже всех местных шишек, чуть не до уровня губернатора. Все летают с ними. И если мы начнем серьезно их брать за яйца (Ольга, извиняюсь) и как-то слишком засветимся, то они не остановятся ни перед чем, чтобы нас заткнуть.

Игорь помолчал. Помолчали и все. Посмотрели друг на друга. Лампы в большой комнате тусклые — Данилова бабушка оставила гореть два рожка люстры из пяти, а исправлять что-либо, ковыряться в прошлом культурном слое было влом, — и приглушенный свет правда напомнил тайную вечерю. Совсем немного выпито вина, и таким заговорщицким чувством накрыло внезапно…

Уезжала Ольга в половине одиннадцатого. Тепло прощалась: все ей тут понравилось. Уезжала сложносочиненно: на такси — до ЦУМа, а туда уже подъедут «помощники папы», так она сказала. Да и такси заказала к соседнему дому, но это не из конспирации, просто перепутала. Так что Паша вызвался проводить.

Они медленно огибали дом. Фонари давали ноту фиолетового, едва, а между ними сгущалась яркая темень, все было будто написано чернилами — разбавленными, неразбавленными.

Говорили о какой-то чепухе…

Уже возле такси Ольга вдруг остановилась, обняла и поцеловала. И сразу села в машину. Павел и опомниться не успел, как хлопнула дверца и огнь оранжевый медленно уплыл по двору, барабаня в черных окнах первых этажей.

Ух! Ничего себе.

Игорь с Данилой, наверное, висят на подоконнике. Это улыбнуло. Все в Паше пело, и вино будто только сейчас ударило в голову, не ударило даже, а все как в сказке. Павел стоял на месте. Уходить сразу не хотелось. И думать не хотелось.

Перед ним, в темноте, чуть измененные снежными шапками, стояли силуэты трех иномарок — типичных, жукоподобных — и мигали невпопад голубыми диодами в лобовых стеклах: сигнализация. Вспомнилась почему-то желтенькая детская энциклопедия, истрепанная, полувековой давности. Много мечтавшая о будущем в томе про технику. Автомобили с пометкой «2000 год» там тоже были жукообразными, пожалуй. Но считалось, что они будут летать по воздуху. И если бы сейчас и здесь оказался человек из пятидесятых, подумал бы, что самое главное в машинах перед ним — это именно мигающие голубые огоньки. Космическая связь или фотонный двигатель, да мало ли. И было бы ему невдомек, что это-то — дешевая китайская сигналка — на самом деле как раз ничего не значит. А суть машин осталась прежней. Все остается прежним…

А белая роза осталась забытой на подоконнике.

— Может быть, «Вдову Клико»? — с аристократическим прононсом пропел Максим, поворачивая в руках бутылку, блестяще-гнуто-черную, как морской голыш.

— А? — встрепенулся Паша.

— Да нет, это-то не оно. — Максим аккуратно поставил вино на место и пробежался по батарее бутылок пальцем, с едва уловимым стекольным волнением воздуха. — А может, возьмем вот это — «Молоко любимой женщины»? У нас первое время стыдливо переводили как «Молоко Мадонны», не помнишь? Алкогольный стаж не позволяет?

— Да мы все больше пиво с водкой, — почти злобно ответил Паша: не смог сдержаться…

Максим продолжал капризно барствовать у богатых витрин: сегодня он был в ударе. Яркое, весеннее уже солнце. Отличное настроение. Приступы счастливой болтливости — и Максим поминутно хватался за мобильник, щебетал, хохотал. А может, так он разминался — готовился к вечерней «проповеди». Бда-бди-бду-бда.

Они долго торчали в супермаркете — даже Элечка успела заскучать, что с девушками ее склада в магазинах приключается нечасто. Выбирали вина и закуски для импровизированного фуршета, который почти всегда сопровождает собрание клиентов «АРТавиа» или «встречу друзей», как принято говорить в их «новоязе». Шатались битый час. И неуемный Максим то читал младшим коллегам лекции, как надобно выбирать продукты в супермаркете (на самом видном месте — дорогое и не самое свежее, и это целая наука: в бурной молодости ему случалось и эту науку постигать), то потрясал бумажником на кассе, купечески покрикивая «фирма платит». Паше, мрачному, толкавшему тележку, то стыдно, то противно. Острую неприязнь к шефу — почти бывшему, и родственнику тоже почти бывшему — перешибить не удавалось, она была уже порой иррациональна в своих проявлениях, и Пашу бесило в Максиме даже то, что раньше нравилось.