Я вскочил, снова зажег лампу, взял справочник и среди слов на букву «М» разыскал «Мельницы». Очень внимательно прочел. Потом открыл букву «Ж», нашел «Жернова» и узнал, что жернова делаются следующим образом: берется камень какой-нибудь твердой породы, мелко дробится, просеивается, засыпается в форму и заливается раствором хлористого магния, который связывает каменную мелочь в монолит. Все сведения о жерновах были изложены в одном столбце убористой печати. Вернувшись на ложе, я продолжал соображать.

Камень какой-нибудь твердой породы… Ба! Накинув пальто, в ночных туфлях я вышел на улицу и под покровом темноты выковырял из мостовой несколько булыжников.

Доставив добычу в особняк, я всю ночь дробил булыжник. Несколько раз я угодил молотком по пальцам, но к утру с удовольствием созерцал разбросанный всюду битый камень и поставленное на лист жести решето, доверху наполненное каменной крупой.

Теперь нужен раствор хлористого магния. Где его достать? Денег у меня, как вам известно, совершенно не было, я ринулся на путь вольного изобретательства без копейки за душой. Где же раздобыть нужный раствор в кредит?

Пораскинув умом, я вспомнил о Подрайском. Конечно, у него сколько угодно хлористого магния. Да, вот кто мне его одолжит!

Что? Неужели я ничего не рассказывал о том, как устроился Подрайский при новой власти? Ну, тогда мы сейчас это восполним.

Итак, с Подрайским произошло вот что.

Впрочем, с вашего разрешения, я лучше нарисую одну сценку, относящуюся к весне 1919 года. Вообразите солнечный апрельский или мартовский денек.

Я сидел в промозглом, не топившемся всю зиму большом здании на Ордынке, где помещался тогда Комитет по делам изобретений, и, будучи там разумеется, по совместительству — председателем технического совета, принимал изобретателей.

Помню, вошел бритый, худощавый человек в «финке» — очень распространенной в те времена круглой кожаной шапке с меховым околышем, в потертой черной жеребковой куртке. Огромные шоферские перчатки с крагами были сунуты под мышку.

Я обратил внимание на какой-то странный запах — не то дыма, не то дегтя, — который исходил от посетителя.

— Садитесь, — любезно сказал я. — Чем могу служить?

И вдруг прозвучал потрясающе знакомый голос:

— Алексей Николаевич, неужели вы не узнали меня?

Боже мой! От изумления я чуть не свалился с кресла. Передо мной был Подрайский, бывший наш Бархатный Кот… Куда-то девались его черные усики, чарующая улыбка, румяные круглые щечки. Я не встречался с ним с 1917 года, с того времени, когда солдаты, строители амфибии, вывезли его на тачке. Где он обретался эти годы? Какие превращения претерпел? И что привело его сюда?

Он протянул мне руку, тоже какую-то странную — заскорузлую, желтую, будто крашенную хной. Я опять предложил ему стул.

— Прошу вас, Анатолий Викентьевич… Вы ко мне по делу?

Подрайский, однако, не сел… По давней привычке оглянувшись, он тихо произнес:

— Да… Имеется величайшее изобретение…

— Любопытно… Какое же?

— Алексей Николаевич, вы не смогли бы спуститься сейчас со мной на улицу?.. Я вам все покажу в натуре.

Через минуту мы вышли из здания. У подъезда стоял очень потрепанный, облезлый легковой автомобиль «фиат». Подрайский открыл переднюю дверцу и широким жестом, который мне напомнил наконец его безупречные былые манеры, пригласил меня в машину.

— Куда же мы поедем? — спросил я.

Подрайский таинственно ответил:

— Осмотрим изобретение.

Сев за руль, он повел машину. Несколько минут мы молча ехали, кое-где раздавливая слежавшийся почерневший снег, разбрызгивая ручейки и лужи.

— Ничего особенного не замечаете? — спросил Подрайский.

— Нет, ничего не замечаю…

Подрайский улыбнулся и сказал:

— Может быть, попробуете управлять сами?

— Что же, можно.

Мы поменялись местами. Взяв руль, я поддал газу, потом попридержал машину, потом опять ее погнал, она поскрипывала, как и полагается старушке, но, в общем, слушалась.

— Ну как? — снова спросил Подрайский. — Ничего особенного не замечаете?

— Не замечаю… Только, пожалуй…

— Что, Алексей Николаевич?..

— Пахнет как-то странно…

Подрайский, казалось, ожидал этих слов. Он довольно засмеялся и сказал:

— Знаете, чем это пахнет?

— Чем?

— Новой эрой в автомобильном деле. Отныне советский автотранспорт не будет больше испытывать недостатка в горючем.

— Ого! Если так, это действительно великое дело.

— Да, — подтвердил Подрайский. — Затормозите-ка, Алексей Николаевич.