— Англичанин… да они пить не умеют, — глубокомысленно заметил он и направился домой.

Ведомые криками Дойла, мы отыскали Челленджера, застрявшего в обломках «Эола». Аппарат врезался в старый дом возле причала, обвалив часть крыши и большую часть одной из стен. Удар достиг подземелья, обрушив вход и навсегда похоронив дверь к секретным глубинам, откуда явился птеродактиль.

От него самого не осталось и следа.

Нос «Эола», застрявший между балками крыши, спас жизнь моему невезучему коллеге. Кровоточащая и распухшая щека — вот и все, чем отделался наш герой. Осторожно двигаясь, Челленджер сумел выбраться из смятого кокпита и спрыгнуть вниз.

— Проклятая птичка улетела, профессор! — извинился он, едва увидев меня. — Я идиот, я осел. Я ее упустил!

— Пожалуйста, не вините себя так сильно, — попросила Ирен, поднимая что-то с земли возле входа в уже обрушившееся подземелье.

Она вытянула руку. На ее изящной ладони лежал коготь с уцелевшим на конце обрывком кожи.

— Пусть эта тварь и выжила, но она больше никому не причинит вреда. Мишель отмщен!

— Мне хотелось большего, — буркнул Челленджер. — И я…

— Пожалуйста, помолчите, сэр, — прошептала Ирен. И негромко добавила: — Теперь вы знаете, что такие создания существуют, и наверняка станете охотиться на них хоть на краю света. Но я не последую за вами… Брату понадобится моя помощь, чтобы заново построить «Эол», а меня ждет сцена. Вскоре мы отправимся в турне в Богемию. Я изменю имя, и обо мне позабудут. Но всякий раз, когда я стану петь, я буду вспоминать о вашем мужестве, и если мой голос достигнет тех же высот, где вы побывали сегодня, то случится это лишь благодаря вам.

Челленджер поклонился. Несмотря на ссадины, разорванную одежду и припорошенную штукатуркой бороду, в ту ночь он казался нам легендарным героем.

— А я буду слышать ваше пение в своих мечтах, — пообещал он.

Брайан Олдисс

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ИГРУШКИ НА ВСЁ ПРОШЛОЕ ЛЕТО

В саду Моники Суинтон стояло вечное лето, и миндаль шелестел неопадающей листвой. Сорвав шафранную розу, Моника показала ее Дэвиду.

— Смотри, какая красивая!..

Дэвид поднял голову и улыбнулся, но не ответил. Взяв цветок, он бросился бежать через лужайку и вскоре скрылся за низкой металлической будкой, где стоял газонокосильный автомат, готовый в зависимости от обстоятельств косить, мести, трамбовать. Моника осталась одна на безупречной дорожке из искусственного гравия.

Она очень хотела полюбить мальчика.

Решив догнать Дэвида, Моника отправилась следом и скоро отыскала его на заднем дворе. Мальчик стоял в бассейне-лягушатнике прямо в сандаликах и смотрел, как роза качается на поверхности воды, покрытой рябью.

— Дэвид, дорогой, неужели непременно надо было лезть в воду? Какой ты непослушный! Сейчас же марш переобуваться!

Мальчик без возражений последовал за ней. Его темная головка едва доставала Монике до пояса. Трехлетний Дэвид уже не боялся стоявшей в кухне ультразвуковой сушилки, но стоило матери потянуться за тапочками, как он метнулся к двери и растворился в гулкой тишине большого дома.

Несомненно, мальчик отправился искать своего медвежонка Тедди.

Моника Суинтон — двадцатидевятилетняя стройная женщина с блестящими глазами — вошла в гостиную и опустилась в кресло, изящно скрестив ноги. Сначала она сидела и размышляла, потом — просто сидела, ни о чем не думая. Время словно остановилось. Вернее, оно еле-еле текло, как течет только для детей, безумцев и жен, чьи мужья отправились куда-то за тридевять земель переделывать мир. Машинально Моника потянулась к пульту и отрегулировала оконные стекла. Сад за окнами растаял; вместо него по левую руку от Моники возник городской центр — высотные здания, мельтешащие фигурки людей, аэромобили (звук она предусмотрительно не включила). Моника была одна. Задыхающийся от перенаселения мир — идеальное место, чтобы чувствовать себя одиноко.

Руководители и директора «Синтэнка» собрались на праздничный банкет, посвященный выпуску на рынок нового продукта. Некоторые из собравшихся носили модные лицемаски. Все директора выглядели подтянуто и элегантно, несмотря на внушительное количество высококалорийной пищи и напитков, которые они поглощали за каждой трапезой. Их жены тоже были элегантны и стройны, хотя и они не привыкли ни в чем себе отказывать. Любой представитель более раннего — и менее искушенного — поколения счел бы их очень красивыми людьми. Единственное, что портило их, было выражение глаз.

Генри Суинтон, директор-распорядитель корпорации «Синтэнк», готовился произнести речь.

— Как жаль, что ваша жена не смогла прийти и послушать вместе с нами, — шепнул ему сосед.

— Моника предпочитает сидеть дома и думать о прекрасном, — ответил Суинтон с приятной улыбкой на лице.

— У такой красивой женщины должны быть красивые мысли, — заметил сосед.

«Оставь мою жену в покое, ты, сволочь», — подумал Суинтон, не переставая улыбаться.

Потом он поднялся под рукоплескания собравшихся.