Форост Максим
Шрифт:
Ротвейлеры после тренировок выглядели гораздо хуже. Внезапно порыв горячего ветра коснулся мальчика и тут же пропал.
Пес насторожился и зарычал — то же самое рычание, рождающееся в глубине груди, как перед схваткой с ротвейлером.
— Что там такое, Санди?
Человек? — спросил кто-то. Барри вздрогнул и вскочил на ноги. Он не мог определить источник голоса, потому что тот, казалось, звучал у него в голове.
— Здесь есть кто-нибудь? — Мальчик никого не видел среди залитой лунным светом травы.
Я… — и дальше слова, лишенные смысла.
Барри не мог бы сказать, принадлежит голос мужчине или женщине; кроме того, у него был очень странный акцент. Больше, пожалуй, похоже на женщину, решил мальчик. И чем-то опечаленную, хотя Барри и сам не понимал, откуда ему это стало известно. От этого грустного голоса ему снова захотелось плакать, и он непременно разревелся, если бы не был так испуган и утомлен.
Я закончил свою миссию по изучению… — и голос заговорил о недоступных пониманию мальчика вещах, называемых «квазары», «черные дыры», «эпифиз» и «субпространственная нервная система». Барри во все глаза вглядывался в темноту, но мог различить только Санди, который глухо рычал, прижавшись к его ногам и задрав голову. Барри проследил за его взглядом и увидел мяч, застрявший в ветвях. Неужели там, на дереве, человек?
— Я не понимаю, — признался Барри.
Вы отправили меня в долгий путь… — сказал голос.
А потом словно небо обрушилось на Барри, и он упал на колени, раздавленный небосводом.
За несколько секунд он узнал все, что каждый человек на Земле когда-либо знал о физике, химии, биологии, обо всех технологиях и прочих науках, а потом все, что каждому человеку в галактике было когда-то известно и, наконец, все, что маленький зонд узнал за свое путешествие мимо нейтронных звезд, сквозь черные дыры и через подпространство.
Он ощущал бушующий ветер сверхновой. Он видел, как рождаются и умирают звезды. Он чувствовал вращение галактики. Он встретил того, кто живет в ядре галактики, и пожал ему руку, подобную спектру всех звезд, которые зонд изучил, с дифракцией Фраунгофера вместо отпечатков пальцев и покалыванием в нервных окончаниях вместо голоса.
Ужас объял Барри. Это была такая лавина информации и ощущений, что ему пришлось напрячь всю свою волю и силы, чтобы вспомнить, кто он такой: мальчик, родившийся в маленьком городке на Земле в эпоху галактического средневековья… нет, раньше он этого не знал… До того, как этот древний космический зонд открыл канал, соединивший свою субпространственную память с разумом Барри.
«Я — Барри. Я — человек».
Но зонд не остановился, когда Барри едва не утратил личность, он даже не заметил этого. Он сам учился именно так, и другого способа отчитаться перед людьми ему не преподали. Ничего лучшего он придумать не мог. Барри лежал, скорчившись, прижав колени к груди, а кулаки — к ушам. Санди облизывал его волосы.
После наук Барри узнал историю, но не ту, что описывала хилый прогресс человечества в тюрьме под названием Земля, а давнюю историю галактической цивилизации. Он видел, как крошечные розовые комки выбираются из грязи, становятся человечеством, строят кристаллические башни, возносящиеся к звездам; он видел птиц, меняющих гнезда на плавучие города, которые люди помогают им строить; он видел, как сотни невероятных, удивительных существ обретают разум под руководством людей, создают цивилизации, а потом достигают звезд. Он видел, как космические расы сходятся, и был свидетелем неизбежной вражды и первых войн, а также Галактического Соглашения и долгого мира.
Для Барри все это было так же необычно и увлекательно, как фантастические романы. Но теперь, познав науки, он не мог не улыбнуться глупым теориям авторов относительно инопланетян и космических путешествий. На самом деле все было гораздо проще.
Но улыбка сменилась печалью, когда он вспомнил книгу Брэдбери «Вино из одуванчиков», потому что Барри понял, что за минуты учебы он утратил все, что определяло его как личность. Ему стоило огромных усилий припомнить, кем он был еще час назад. И он подумал о своей собаке, почувствовал, что пес тревожно лижет его, и ему стало спокойнее. Собака охраняла хозяина.
Барри узнал о разногласиях, терзавших человечество — они зародились в период слишком долгого мира. Он постиг могущество и славу, которую древние самодовольные существа извлекли из яркой, великолепной новой расы, почти столь же чудесной по своему технологическому развитию и силе воли, как все Галактическое Сообщество вместе взятое; он наблюдал, как образовывались многочисленные союзы, когда каждая раса стремилась привлечь на свою сторону эту могущественную силу, и какие войны охватили галактику вслед за этим.
Барри испытал боль, сильнее которой не мог вообразить, смертельную рану в душе, узнав, что эти войны привели не к досадному поражению, а к великому злу: стерилизация целых планет, достаточно древних, чтобы дать начало сотне таких рас, как человечество. Он стал свидетелем злодеяний, от которых содрогнулся бы самый жестокий палач — и эти преступления творили его собственные предки или равнодушно наблюдали за их свершением. Все было зафиксировано в те давние времена и сейчас воспроизведено без всяких искажений верным маленьким зондом.